— Десять лет назад ваш показатель раскрываемости убийств был лучшим в городе, в прошлом году вы раскрыли лишь одно из десяти дел. Что случилось?
— Причин много: трупы, дети... Сначала выпиваешь несколько глотков, просто, чтобы уснуть, незаметно они превращаются в двенадцать рюмок, чтобы забыть события рабочего дня.
«Дональд», — сказал я, когда добрался до поля. «Я пришел к выводу, что ты просто не живешь в этом мире». Он удивленно посмотрел на меня с крыла своего самолета, где он учился заливать бензин в бак. «Конечно нет. Можешь ли ты мне назвать кого-нибудь, кто живет в нем?»
«Что ты хочешь этим сказать, могу ли я назвать кого-нибудь, кто живет? Я! Я живу в этом мире!»
«Превосходно», — похвалил он, как будто мне удалось самостоятельно раскрыть страшную тайну. «Напомни потом, что сегодня я угощаю тебя обедом. Я просто поражен, что ты умеешь постоянно учиться». Это сбило меня с толку. Он говорил без сарказма и иронии; он был абсолютно серьезен. «Что ты хочешь сказать? Конечно же я живу в этом мире. Я и еще примерно четыре миллиарда человек. Это ты...»
«О, боже, Ричард! Ты серьезно! Обед отменяется. Никаких бифштексов, никаких салатов, ничего! Я-то думал, что ты овладел главным знанием». Он замолчал и посмотрел на меня с сожалением. «Ты уверен в этом. Ты живешь в том же мире, что и, например, биржевой маклер, да? И твоя жизнь, как мне кажется, только что круто изменилась из-за новой политики Биржевого комитета — от перераспределения министерских портфелей с пятидесятипроцентной потерей вложений для держателей акций? Ты живешь в том же мире, что и шахматист-профессионал? Нью-Йоркский открытый турнир начинается на этой неделе. Петросян, Фишер и Браун сражаются за приз в полмиллиона долларов. Что же ты тогда делаешь на этом поле в Мейленде, штат Огайо? Ты и твой биплан, «Флит», выпуска 1929 года, здесь, на фермерском поле, и для тебя нет ничего важнее, чем разрешение использовать это поле для полетов, люди, желающие покататься на самолете, постоянный ремонт мотора и то, чтобы, не дай бог, не пошел град... Сколько же, по твоему, человек живет в твоем мире? Так ты стоишь там, на земле, и серьезно утверждаешь, что четыре миллиарда живут не в четырех миллиардах разных миров, ты серьезно собрался это мне доказать?» — он так быстро говорил, что начал задыхаться.
— Могу я у тебя кое-что спросить?
— Да...
— Что между тобой и Арджуном? Он любит тебя... Не так уж трудно понять, почему он тебя любит. А ты?... Ты любишь его?
— Мне незачем что-либо отвечать.
— Знаешь, что я думаю? Ты не любишь его. Потому что ты до сих пор любишь меня.
— Я не люблю тебя!
— Просто проверка...
— Так что — выбирай, или смерть или работа на меня...
— Ну, вообще, у меня по жизни такое правило: если можно что-то выбирать — то выбирай не смерть. Работает!
Порой плачешь, когда сам того не ждёшь. А порой кажется, что ты плачешь из-за одного, а на самом деле из-за другого.
Знаешь, я сегодня понял, какое же счастье, что мы тогда встретились, несмотря ни на что, несмотря на жизнь в этой дыре, несмотря на то, что мы живём без обновок, несмотря на то, что мы ни разу не ездили отдыхать – ты никогда не жаловалась, ни разу. Я… я должен тебя больше беречь.
— Итак, что между тобой и Арджуном?
— Тебя это не касается!
— Я всего лишь хочу знать, что происходит у тебя в жизни. Это что, плохо?
— Ты?!... Ты ни о ком не думаешь, кроме себя любимого!
— За исключением тебя...
Cлайд с цитатой