Мой отец — типичный американец, — ты забыла, что это такое. Тип, который говорит, чтоб его поняли, а не чтобы придумывать фразы. Которому слово «вы» не нужно, раз можно сказать «ты». Который «живет», «имеет», «говорит» и «делает» и не нуждается в других глаголах. Который не «завтракает», «обедает» и «ужинает», а ест. Для него прошлое — то, что было до настоящего, а будущее — то, что будет потом, к чему еще сложности? Ты прикинь список вещей, которые твой отец может выразить одним только словом «фак»! — Только, пожалуйста, без ругательств. — Оно гораздо больше, чем ругательства. «Фак» у него может обозначать: «Господи, ну я и влип!», или «Он у меня еще ответит», и даже «Обожаю этот фильм».
Малавита
Cлайд с цитатойНу, все, хватит! — взбунтовалась она, вытирая распухшее от слез лицо; к чему брать на себя обет, который она не станет соблюдать? Самый изящный и, в конечном итоге, самый разумный выход — покончить со всем, и как можно скорее. Она бросилась к окну, выходящему в сад, посмотрела вниз и поняла, что, если спрыгнет с крыши, останется в живых, но будет калекой. Покончить — да, но наверняка, с размахом, пригласить как можно больше зрителей на жертвоприношение собственной жизни, получить, наконец, публику, которая уже не забудет, как выглядела девочка, ступившая в воздушную бездну, чтобы покончить с собой.
По зрелом размышлении она выбрала идеальный день для смерти: первый день лета, — весь город будет у ее ног на площади Либерасьон, что за реванш! Показаться на вершине башенки церкви и броситься в пустоту. Полет ангела. Ее раздробленное тело найдут у портала, несколько капель крови стекут изо рта и застынут на белоснежном платье, — изумительная картина. А кстати, почему церковь? К чему мешать сюда Бога? Что Он сделал, чтобы заслужить такой жертвы? Умереть в Его доме — значит, оказать Ему слишком много чести. Впрочем, Бога нет, приходится признать очевидное. Или же, Сам став жертвой закона Петера, Он достиг своего порога неполноценности относительно судьбы Бэль. Она закрыла глаза, мысленно представив себе площадь Либерасьон и окружающие ее здания, но ничто не казалось ей достаточно высоким. Разве что… колесо обозрения?
Магги не всегда понимала детали и недоумевала, отчего редакторы всегда дают лучшее место в газете всей этой грустной и банальной ежедневной суете. Она колебалась между несколькими вариантами ответа: происходящие по соседству сцены насилия чрезвычайно интересуют читателя, который обожает возмущаться или пугать себя. Или по-другому: читателю приятно думать, что его городок вовсе не цитадель скуки, что в нем происходит столько же всего, сколько в других местах. Или вот еще: сельский житель с каждым днем все более осознает, что испытывает все неудобства столичного города, не имея возможности воспользоваться его преимуществами. Была у нее и последняя гипотеза, самая грустная, — вечный припев: нет ничего увлекательней чужого несчастья.
У любого человека есть своя цена. Продажных шкур хватает — денег мало. Если вам не удержать их деньгами, держите их пороками, если не удержите пороками, держите амбициями.
Сам того не зная, Фред испытывал на себе теорему универсального применения, которую он сформулировал следующим образом: если где-нибудь один мудак решает развести костер, всегда найдется четверо других, чтобы объяснить ему, как это делать.
В молодости я все время пыталась свести людей к какой-нибудь категории, функции, чтоб их можно было описать одним словом. Сегодня идея, что общего у нас только исключительность каждого, помогает мне понимать, как устроен мир.
— Ну что, покрасовался на публике?
— А ты? Поиграла в благотворительность среди голодранцев?
Только что, слушая, как жена выносит ему приговор, он думал, что коснулся дна. И только теперь он понял, что всякая боль относительна: тому, кто думает, что все потерял, предстоит еще много терять. Менее чем час назад он простился с будущим и в следующее мгновение — со своим прошлым.
Видеть, как подыхает враг, гораздо приятней, чем завести нового друга; кому нужны новые друзья?