Дамы и господа

Нянюшка Ягг по-своему ценила хорошие вина. Казанунда и представить себе не мог, что белое вино можно запивать портвейном только потому, что оно закончилось.

Однако жизнь внесла свои коррективы: у Веры уже родился тринадцатый сын от пятого брака, Надежда постоянно страдала от депрессии, Любовь стала известной продажной дамой в Анк-Морпорке, чем и гордилась, а Доброта с успехом одалживала деньги в рост.

Когда смотришь с другого плана существования, все кажется столь очевидным…

Очевидным. Никаких стен, только двери. Никаких кромок, только углы…

Так вот, когда он отправлялся на охоту, то всегда говорил: плохой охотник преследует, а хороший — ждёт.

Будто ведьмовство зависит только от силы! Она же сама прекрасно знает: ведьмовство это ведь не сила, а умение с ней обращаться.

Эльфы чудесны. Они творят чудеса.

Эльфы удивительны. Они вызывают удивление.

Эльфы фантастичны. Они создают фантазии.

Эльфы очаровательны. Они очаровывают.

Эльфы обворожительны. Они завораживают.

Эльфы ужасны. Они порождают ужас.

Никто ни разу не сказал, что эльфы хорошие.

Потому что на самом деле они плохие.

— Я знаю лишь одно: начинаешь баловаться с культами — начнёшь верить в духов, начинаешь верить в духов — начнёшь верить в демонов. А потом глядь — ты уже и в богов поверила. После этого всё, твоё дело — швах.

— Но ведь все они и в самом деле существуют, — возразила нянюшка Ягг.

— Это ещё не значит, что в них надо верить. Они от этого только наглеют.

После себя не оставляешь ничего, кроме смутных воспоминаний, а с собой забираешь только впечатления, не больше.

Также нельзя не упомянуть, что Маграт достигла с Веренсом неуверенного Взаимопонимания… но очень, очень неуверенного: обе стороны Взаимопонимания были настолько стеснительными, что мгновенно забывали, о чём собирались сказать друг другу, а если кому-либо всё же удавалось сказать хоть что-то, другой тут же неправильно понимал услышанное и обижался, а потом уйма времени уходила на то, чтобы догадаться, кто что думает. Возможно, это и есть любовь, ну, или нечто крайне близкое к ней.

Тупс уставился в тарелку. Спорить было бесполезно. От жизни он хотел только одного: провести следующие сто лет в Университете, сытно и часто питаться, а между приемами пищи никаких лишних движений не совершать. Это был пухлый молодой человек с живым лицом – причем такое живет обычно где-нибудь под камнем. Все постоянно твердили Тупсу, что с его жизнью нужно что-то делать, а он и не возражал. Он твердо решил сделать из нее кровать.