Прощай — прости. Стискивать зубы
Не по нутру привыкшему петь.
На убыль дни. Сердце на убыль.
И всё трудней шляться в толпе.
Прощай — прости. Стискивать зубы
Не по нутру привыкшему петь.
На убыль дни. Сердце на убыль.
И всё трудней шляться в толпе.
Выбери тропку себе по вкусу.
Если есть деньги и ты не старый,
Несколько сёл, — выбирай любое.
«Всё включено» уже: дурь, водяра,
От групповухи до мордобоя.
Глаза у судьбы стальные и ясные,
Забудусь на миг — и удар пропущу.
Дряхлею, грущу, трепыхаюсь и пьянствую -
Ложатся стихи камнями в пращу.
Счастье было в его ожиданье,
В клочьях летней зари на ветках,
В том, что стало уже преданьем,
Чем-то призрачным и заветным.
Вот и ладно: душа согрета,
И здоровы родные люди.
Нынче счастье, должно быть, в этом
А другого — уже не будет.
Снег мерцал. Фонари светились
В паутине ветвей кругом:
Юность милая, ты ли, ты ли
Заглянула сейчас в мой дом?
Тихим эхом былого смеха,
Хмелем заворожённых встреч?
Сквозь морозную темень ехать,
Как мосты сигареты жечь...
Мы поздние, задумчивые дети
Едва живых советских деревень.
Мы помним, как вздыхает сонно ветер,
Запутавшись в некошеной траве.
Теперь с годами все трудней поверить,
Что в захолустье, где мы все росли,
Ещё не запирались в избах двери
И не было заброшенной земли.
А души, что они такое?
Неверный, слабый лёгкий дым,
Круженье мошек над рекою;
Всё, что даётся молодым
На весь такой недолгий срок;
То, что читаем между строк
Любимых книг; и нет предела,
И нет начала и конца.
Подожди, мечта, не уходи,
Я хочу в вечернем озаренье,
Расстегнув рубаху на груди,
Пить окно, влюблённое в сирени.
Блеснули «кукушкины слёзы»
Сквозь мох, и туман, и грусть.
Зачем я псом бесхозным
Брожу, и когда вернусь?