Лотреамон

Как часто задавался я вопросом: что легче измерить — бездну влажных недр океана или глубины человеческой души?

Настоящая боль несовместима с надеждой. Как бы велика ни была боль, надежда на сто локтей возвышается над ней.

Сердце человеческое — книга, которую я научился уважать.

Воды всех морей не хватило бы на то, чтобы смыть хоть одну каплю интеллектуальной крови.

Я заменяю меланхолию отвагой,

сомнение — уверенностью,

отчаяние — надеждой,

озлобленность — добротой,

стенания — чувством долга,

скептицизм — верой,

софизмы — холодным спокойствием

и гордыню — скромностью.

Вкус — вот первооснова. В нем заключены все прочие качества. Это nec plus ultra* интеллекта.

Отчего ты плачешь, могильщик? К чему проливаешь слёзы, как женщина? Не забывай: мы все — точно пассажиры носимого по бурному морю корабля со сломанными мачтами, мы все посланы в этот мир для страданий. И это честь для человека, ибо Бог признал его способным превозмочь жесточайшие муки. Подумай и скажи, коль ты не утерял дар речи, каковым наделены все смертные: когда бы на свете не было страданий, как ты желал бы, то в чём заключалась бы добродетель — идеал, к которому мы все стремимся?

... совесть — не большая помеха, чем солома, которою играет ветер. Такой же пустяк. Впрочем, пожелай я углубиться в тонкости сей поэтической дискуссии, я бы сказал, что солома представляется мне предметом более значительным, чем совесть — она годится хоть скоту на жвачку, от совести же проку никакого: только и умеет, что выпускать стальные когти.