Я заменяю меланхолию отвагой,
сомнение — уверенностью,
отчаяние — надеждой,
озлобленность — добротой,
стенания — чувством долга,
скептицизм — верой,
софизмы — холодным спокойствием
и гордыню — скромностью.
Я заменяю меланхолию отвагой,
сомнение — уверенностью,
отчаяние — надеждой,
озлобленность — добротой,
стенания — чувством долга,
скептицизм — верой,
софизмы — холодным спокойствием
и гордыню — скромностью.
Отчего ты плачешь, могильщик? К чему проливаешь слёзы, как женщина? Не забывай: мы все — точно пассажиры носимого по бурному морю корабля со сломанными мачтами, мы все посланы в этот мир для страданий. И это честь для человека, ибо Бог признал его способным превозмочь жесточайшие муки. Подумай и скажи, коль ты не утерял дар речи, каковым наделены все смертные: когда бы на свете не было страданий, как ты желал бы, то в чём заключалась бы добродетель — идеал, к которому мы все стремимся?
Вкус — вот первооснова. В нем заключены все прочие качества. Это nec plus ultra* интеллекта.
Воды всех морей не хватило бы на то, чтобы смыть хоть одну каплю интеллектуальной крови.
Настоящая боль несовместима с надеждой. Как бы велика ни была боль, надежда на сто локтей возвышается над ней.
Как часто задавался я вопросом: что легче измерить — бездну влажных недр океана или глубины человеческой души?