Артюр Рембо

В сапфире сумерек пойду я вдоль межи,

Ступая по траве подошвою босою.

Лицо исколют мне колосья спелой ржи,

И придорожный куст обдаст меня росою.

Не буду говорить и думать ни о чём -

Пусть бесконечная любовь владеет мною -

И побреду, куда глаза глядят, путём

Природы — счастлив с ней, как с женщиной земною.

Что значит мое небытие по сравнению с оцепененьем, которое вас ожидает?

Один из голубых и мягких вечеров…

Стебли колючие и нежный шелк тропинки,

И свежесть ранняя на бархате ковров,

И ночи первые на волосах росинки.

Ни мысли в голове, ни слова с губ немых,

Но сердце любит всех, всех в мире без изъятья,

И сладко в сумерках бродить мне голубых,

И ночь меня зовет, как женщина в объятья.

Тонкой музыки не хватает нашим желаньям.

Maintenant il dit: Je sais les choses,

Et va, les yeux fermés et les oreilles closes.

Страдания безмерны, но нужно быть сильным, быть от рождения поэтом, а я сознаю себя поэтом... Я тот, кто создаст Бога.

Но — я исплакался! Невыносимы зори,

Мне солнце шлет тоску, луна сулит беду;

Острейшая любовь нещадно множит горе.

Ломайся, ветхий киль, — и я ко дну пойду.

Нет рассудительных людей в семнадцать лет!

Июнь. Вечерний час. В стаканах лимонады.

Шумливые кафе. Кричаще-яркий свет.

Вы направляетесь под липы эспланады.

Они теперь в цвету и запахом томят.

Вам хочется дремать блаженно и лениво.

Прохладный ветерок доносит аромат

И виноградных лоз, и мюнхенского пива.

Вы замечаете сквозь ветку над собой

Обрывок голубой тряпицы с неумело

Приколотой к нему мизерною звездой,

Дрожащей, маленькой и совершенно белой.

Июнь! Семнадцать лет! Сильнее крепких вин

Пьянит такая ночь... Как будто бы спросонок,

Вы смотрите вокруг, шатаетесь один,

А поцелуй у губ трепещет, как мышонок.

Из дуба тёмного, приземистый, резной,

Он словно старичок лукаво-добродушный,

Из глубины его, таинственной и душной,

Струится аромат, приятный и хмельной.

А сколько в нём лежит душистого старья,

И кружев выцветших, и шелка, и батиста!

Вот груда детского и женского тряпья,

Вот бабушкин платок, широкий и пушистый.

Уж верно тут найдёшь сердечко-медальон

С заветным локоном, сухой букет, флакон,

Все то, что дорого когда-то было сердцу.

О старый наш комод! И сказки ты хранишь,

Поведать хочешь их и ласково скрипишь.

Лишь открываются твои большие дверцы!

Слюной тоски исходит сердце,

Мне на корме не до утех

Грохочут котелки и дверцы,

Слюной тоски исходит сердце

Под градом шуток, полных перца,

Под гогот и всеобщий смех.

Слюной тоски исходит сердце

Мне на корме не до утех.