Александр Левченко

Цветок хризантемы хотел я воспеть,

И красоту его уподобить

Красоте супруги моей.

Но разве может цветок этот жалкий

Сравниться с моею женой!

Её брови — как чёрные молнии,

Глаза — словно звёзды карие.

А как она в гневе прекрасна,

Когда своей нежной рукою

Дверь мне навстречу откроет

И крикнет голосом страшным:

— Опять ты, сволочь, нажрался!

Всегда так: выпью -

и в небо душой устремлюсь,

А тело забытое

валяется где попало...

Цветок хризантемы хотел я воспеть,

И красоту его уподобить

Красоте супруги моей.

Но разве может цветок этот жалкий

Сравниться с моею женой!

Её брови — как чёрные молнии,

Глаза — словно звёзды карие.

А как она в гневе прекрасна,

Когда своей нежной рукою

Дверь мне навстречу откроет

И крикнет голосом страшным:

— Опять ты, сволочь, нажрался!

Да, красота обладает невероятною силой -

Думал я, наблюдая,

Как жена мясорубку вращает.

Разве любовь есть на свете! -

горестно кто-то воскликнет.

Но я улыбнусь незаметно

и на жену свою гляну -

Вон она ходит, худая,

взглядом бессмысленным смотрит...

А ты говоришь — нет любви.

Бабы стирают кимоно у реки,

Неподалеку плещутся девки,

Парни глядят на них из кустов

Узкоглазо и страстно.

Участковый чистит нунчаки,

Ниндзя дерется с женой,

Стиляги друг другу хвастают

Черными поясами.

Гейши народ созывают на ***ки,

Камикадзе мечтает о небе,

Сторож преследует с криком «кия!»

Мальчишек, ворующих вишни.

А пожилой самурай на завалинке

Ворчит, времена ругая -

Харакири как делают — стыдно смотреть!

Да и сакэ не то уже нынче...

Я сожгу парашют, съем пепел,

Компас достану в кустах,

На дорогу тёмную выйду

Чёрных, как ночь, очках.

И вот я иду -

Прост, как Толстой напорист, как Гитлер,

С холодной, как у Дзержинского, головой.

Куда я иду?

А хер меня знает...

Да и разницы никакой.

Самураем себя представляю,

Благородным, красивым и сильным...

Или учителем древней борьбы,

Взмахом ноги врагов повергающим в ужас.

Но в зеркало гляну — плюну в сердцах,

И горько, навзрыд заплачу.