Сьюзен Коллинз

Вряд ли враги разгадают наш замысел, ведь нам и самим ни черта не ясно.

Знаю, что мне нужен не огонь Гейла, подпитываемый гневом и ненавистью, а весенний одуванчик — символ возрождения, обещание того, что, несмотря на все потери, жизнь продолжается. Что все снова будет хорошо. И это может дать мне только Пит. И когда он шепчет мне:

— Ты меня любишь. Правда или ложь?

Я отвечаю:

— Правда.

Все мы непостоянные глупые существа со скудными воспоминаниями и потрясающим даром саморазрушения.

Сначала один, потом другой, а потом почти все подносят к губам три средних пальца левой руки и протягивают ее в мою сторону. Этот древний жест существует только в нашем дистрикте и используется очень редко; иногда его можно увидеть на похоронах. Он означает признательность и восхищение, им прощаются с тем, кого любят.

Меня зовут Китнисс Эвердин. Мне семнадцать лет. Моя родина — Двенадцатый дистрикт. Я участвовала в Голодных играх. Сбежала. Капитолий меня ненавидит. Пита схватили. Его считают погибшим. Скорее всего, он убит. Возможно, лучше, если убит...

Меня зовут Китнисс Эвердин. Мне семнадцать лет. Мой дом в Двенадцатом дистрикте. Я участвовала в Голодных играх. Сбежала. Капитолий меня ненавидит. Пит в плену. Он жив. Он предатель, но он жив. Я должна его спасти...

Меня зовут Китнисс Эвердин. Почему я не умерла? Я должна умереть. Так будет лучше для всех...

Очень трудно развить в человеке то, чего в нем нет и в помине.

Я закрываю глаза, но это не помогает. Во тьме огонь горит еще ярче.

Я ухожу к себе и долго лежу под одеялами, пытаясь не думать о Гейле — и думая лишь о нем.

— Как ты с этим справляешься?

Финник смотрит на меня с недоверием.

— Я не справляюсь, Китнисс! Абсолютно. Каждое утро я выдергиваю себя из кошмаров и вижу, что в реальном мире ничего не изменилось. — Что-то в выражении моего лица заставляет его замолчать.

— Лучше не поддаваться этому. Собрать себя заново в десять раз сложнее, чем рассыпаться на куски.