Макс Фрай

– Я от бабушки ушёл, — говорю тихонько. – И от дедушки ушёл. Я от зайца ушёл и от волка ушёл… От кого там ещё положено уходить? Ушёл! И куда пришёл? А вот непонятно. И, в общем, не важно, потому что и отсюда скоро придётся уходить.

Ладно, договорились. Запомним. Именно так и выглядят добряки: шестиметровые, с рогами и бубном. Предположим. О’кей.

Из всех языков, на которых боги разговаривают с людьми, погода — самый простой и внятный. Единственный, который все понимают. И захочешь, а не отвертишься, когда всякое послание небес дано тебе в ощущениях.

Люди вообще быстро ко всему привыкают, и это их самая сильная слабость.

Чертовски трудно сделать выбор, когда тебе абсолютно всё равно.

Всё может быть, абсолютно всё. Вместо веры я довольствуюсь смутным ощущением, что всякое живое существо умирает своей смертью, встречается с собственной, единственной и неповторимой версией бесконечности, которая, разумеется, не может быть ни наградой, ни наказанием – разве только, в том смысле, в каком наградой, или наказанием является зеркало.

— Так вышло. — Мягко повторил Джуффин. — Некоторые люди имеют возможность всю жизнь наивно полагать, что они поступают так, как считают нужным, а некоторые лишены этой приятной иллюзии — и ты в их числе, по крайней мере теперь... Так вышло, Макс. Из этой фразы получился бы отличный эпиграф к любой человеческой жизни, ты не находишь?

И смотри, не дразни вечность, она и так косится на тебя с преувеличенным интересом!

Проблема в том, что большинство женщин не стремится научиться летать. Им лишь бы вить гнезда. Просто беда с нами!

Ничто так не выматывает, как добрые дела.