Клайв Стейплз Льюис

Наверное, так сама Божественная Природа разрушает нас и губит, не питая к нам никакого зла. Мы, глупцы, зовем это гневом богов, но это так же смешно, как утверждать, что ревущие речные пороги … поглощают упавшую в воду муху, потому что хотят погубить ее.

— Дитя мое, на свете ничто не повторяется, — тихо промолвил Лев. — Уж так заведено. Тебе тяжело, но вспомни: ныне тяжело всей Нарнии.

Я выдумал, что бесы едят (в духовном смысле) и друг друга, и нас. (Насколько гениально это прозрение, читайте в «Розе Мира» Даниила Андреева) Даже здесь, на земле, мы видели, как стремятся некоторые пожрать, переварить другого; сделать так, чтобы он думал их мыслями, чувствовал их чувствами, ненавидел их ненавистью, досадовал их досадой, а они тешили через него свое себялюбие. Конечно, он обязан убрать куда-нибудь свои страстишки. Не хочет? Нет, какой эгоизм!

Здесь, на Земле, это нередко называют «любовью». Я придумал, что в аду это называют голодом. Только там голод сильнее, насыщение — полнее. Тело не мешает, и более сильный бес (он — дух) может просто всосать, вобрать другого, а потом подпитываться порабощенным собратом. Вот для чего (придумал я) нужны им человеческие души и другие бесы. Вот почему сатана хотел бы заполучить всех детей Евы и все воинства небесные. Он мечтает о дне и часе, когда поглотит все, и сказать «я» можно будет только через него. Этот мерзкий паук — его извод, его версия той безграничной щедрости, с какой Бог обращает орудия в слуг, а слуг — в сынов, чтобы они смогли в конце концов соединиться с Ним в совершенной любви, ибо Он дал им свободу быть личностью.

— Ой, Аслан, прости меня!.. — начал Дигори, густо краснея. — Я забыл сказать, она съела яблоко... — Он замялся, и Полли договорила за него, она гораздо меньше боялась показаться глупой.

— Вот мы и подумали, Аслан, — сказала она, — что тут какая-то ошибка. Колдунья не испугалась запаха.

— Почему ты так решила, дочь Евы? — спросил Лев.

— Она же съела яблоко! — сказала Полли.

— Дорогая моя, — ответил Лев, — потому она и боится дерева. Так бывает со всеми, кто сорвет плод не вовремя и не вовремя вкусит. Плод хорош, но он приносит благо только тогда, когда ты вправе его съесть.

Они уже вполне доверились бобру — все, кроме Эдмунда, — и ужасно обрадовались, услышав про обед, — все, не исключая Эдмунда.

Допустим, мы видели во сне или выдумали все это: деревья, траву, солнце, звезды и даже Аслана. Но тогда выдумка лучше и важнее реальности. Допустим, это мрачное место и есть единственный мир. Тогда он никуда не годится. Может, мы и дети, играющие в глупую игру, но четверо детей создали игрушечный мир, который лучше вашей реальной ямы. Я не предам игрушечного мира. Я останусь с Асланом, даже если Аслана нет. Я буду жить как нарниец, даже если нет Нарнии.

Чем чаще человек погружен в чувства, не связанные с действием, тем меньше он способен к действию и в конечном итоге тем меньше он способен к чувству.

— Сью, мне пришла ужасная мысль...

— Какая?

— Что если однажды люди тоже одичают, как здешние звери? С лица вроде человек, а внутри... Ужасно, правда?