Осветители и декораторы. Люди, которые одеваются во все черное и остаются невидимыми за кулисами. Если бы я участвовала в спектакле, я была бы кем-то из технического персонала. Именно так я себя и чувствовала. Словно я за кулисами — прячусь за деревом и наблюдаю за всеми, кто собрался у костра.
Кэрол Рифка Брант
Если у тебя есть такой человек, разве так уж обязательно заниматься с ним сексом? Можно просто сидеть обнявшись и слушать дыхание друг друга. Можно прижаться ухом к спине этого человека и слушать, как бьется его сердце, и знать, что вы оба сделаны из одной материи. Ведь так можно, да?
Может быть, мне суждено всегда влюбляться в тех, с кем невозможно быть вместе. Может быть, в будущем меня ждет еще много встреч с этими недостижимыми и несбыточными людьми. И мне предстоит вновь и вновь переживать эту несбыточность.
Но, наверное, именно этого я и заслуживаю. Хотя нет. Это будет еще хорошо. Я заслуживаю гораздо худшего.
Мне и вправду хотелось это понять. Понять, почему люди все время делают то, что им откровенно не нравится. Как будто жизнь — это сужающийся тоннель. Когда ты только родился на свет, тоннель был широченным. Ты мог стать кем угодно. Но уже через секунду после рождения тоннель сужается вдвое. Если ты мальчик, ты уже точно не станешь матерью — и вряд ли будешь работать маникюршей или воспитателем детского сада. Потом ты растешь, и все, что ты делаешь с самого раннего детства, потихоньку сужает тоннель все больше и больше. Ты упал с дерева и сломал руку — подающим в бейсболе тебе не быть. У тебя одни двойки по математике — распрощайся с мечтой стать ученым. Как-то так. День за днем, год за годом, пока стены тоннеля не сомкнутся почти окончательно. Ты становишься пекарем, библиотекарем или барменом. Или бухгалтером. И все, дело сделано. А в тот день, когда ты умираешь, тоннель становится таким узким, что сквозь него не протиснешься с грузом всех этих бесчисленных невоплощенных возможностей — и тебя просто расплющивает в лепешку.
Кровь стучала у меня в висках, потому что мне очень живо представилось, как это было. Финн вдруг затих — и его просто не стало. Тоби остался один, такой растерянный и беспомощный в своем безысходном отчаянии. Я закусила губу, потому что почувствовала, как напряглись уголки рта, — это означало, что я сейчас разревусь.
Всю дорогу до дома я смотрела в окно. Здание, дерево, автомобиль, автомобиль, микроавтобус, стена, пустырь, микроавтобус. Я пыталась найти систему, уловить скрытую связь вещей. Мне казалось, что если смотреть очень-очень внимательно, то мир, распавшийся на кусочки, возможно, опять станет целым — снова станет тем миром, который я могла бы понять.
Этот момент отпечатался у меня в памяти с фотографической точностью. Бывают такие воспоминания, которые остаются с тобой навсегда. Вплоть до мельчайших подробностей. Мгновения, застывшие во времени. Не знаю, почему так бывает.
— Грета?
— Что?
— А у тебя бывают такие моменты, когда ты не можешь понять, хочешь ты сделать какую-то вещь или нет? И даже если решаешь, что хочешь, тебе все равно непонятно, как это сделать?
Но, разумеется, я ничего не сказала. Я сама виновата. И не надо втягивать сюда маму. К тому же я понимала, как ей сейчас тяжело. Я знала, как это опасно, когда теряешь надежду. Опасно тем, что в тебе открывается много такого, о чем ты и не подозревал. Даже не думал, что в тебе есть что-то подобное.
Мне было нужно, чтобы кто-то подсказывал, как смотреть и куда — чтобы увидеть те вещи, которые есть, но их как бы и нет.