Илья Эренбург

Всё всегда трудно. В этом, кажется, сущность искусства.

У Лены были.... зеленые туманные глаза, иногда задорные, иногда очень печальные, а чаще всего непонятные, — кажется, еще минута — и она вся пропадет, исчезнет в косом луче пыльного, комнатного солнца.

Нет тяжелее тех слов, которые не сказаны.

Трудное время? Конечно. Но разве бывали когда-нибудь легкие времена? Существуют только особы легкого поведения.

Они либо радовались, как дети, либо начинали спорить. Порой мелочь приводила к тяжелому объяснению, которое казалось им разрывом. Но уж ничто больше не могло их разъединить — слишком многое теперь их связывало, слишком большим было нечаянное счастье.

Каждое слово причиняло боль — они страшились за судьбу своей любви, хотели ее оградить и наносили ей страшные раны.

Отец мне говорил, что я сбился с дороги, иду не туда. Я тоже думал, что иду не туда. Сказалось, что я вообще никуда не иду. Впрочем, это неинтересный предмет для разговора, особенно в такой хороший день...

Говорят, что человек легко забывает. Неправда, забываешь то, что должен забыть, а настоящее остается до конца, я уже могу сказать — до самой смерти.

Ты все понимаешь — и твои станки, и ботанику, и картины. А вот я для тебя закрытая книга. Неужели ты не видишь, что для меня счастье с тобой огорчаться? Я хочу жить твоей жизнью, понимаешь?

Мальчиком я радовался дню рождения, а теперь расстраиваешься — цифры пугают.