Фёдор Михайлович Достоевский

…уверены ли вы, что те, которые уже совершенно смирились и считают себе за честь и за счастье быть вашими шутами, приживальщиками и прихлебателями, — уверены ли вы, что они уже совершенно отказались от всякого самолюбия? А зависть, а сплетни, а ябедничество, а доносы, а таинственные шипения в задних углах у вас же, где-нибудь под боком, за вашим же столом?.. Кто знает, может быть, в некоторых из этих униженных судьбою скитальцев, ваших шутов и юродивых, самолюбие не только не проходит от унижения, но даже еще более распаляется именно от этого же самого унижения, от юродства и шутовства, от прихлебательства и вечно вынуждаемой подчиненности и безличности. Кто знает, может быть, это безобразно вырастающее самолюбие есть только ложное, первоначально извращенное чувство собственного достоинства, оскорбленного в первый раз еще, может, в детстве гнетом, бедностью, грязью, оплеванного, может быть, еще в лице родителей будущего скитальца, на его же глазах?

…друг человечества с шатостию нравственных оснований есть людоед человечества, не говоря о его тщеславии; ибо оскорбите тщеславие кого-нибудь из сих бесчисленных друзей человечества, и он тотчас же готов зажечь мир с четырех концов из мелкого мщения, — впрочем, так же точно, как и всякий из нас, говоря по справедливости, как и я, гнуснейший из всех, ибо я-то, может быть, первый и дров принесу, а сам прочь убегу.

А можно и без касаний,

Друг друга потрогать души.

А можно и без признаний,

Сердцебиение слушать.

А можно на расстоянии,

Быть ближе, чем самый близкий.

А можно парить сознанием,

Где небо... такое низкое...

И быть бесконечно рядом,

Хотя и не видеть даже.

И чувствовать одним взглядом,

Ты здесь, в миллиметре, в «нашем».

И даже не брать за руки,

При этом шептать в один голос.

Не слышать другие звуки,

Губами целуя волосы.

Все можно, и все возможно,

На грани у самой вечности.

Сливаясь с тобой осторожно,

В ладонях у бесконечности...

Чувство самосохранения – нормальный закон человечества.