Джон Грин

— Ты так стараешься быть собой, что даже не догадываешься, насколько ты уникальна.

Я глубоко вдохнула воздух через нос. В мире всегда не хватает воздуха, но в тот момент я ощутила это особенно остро.

Мысль о том, что человек — больше, чем просто человек, предательски вероломна.

Развитие больных детей неминуемо останавливается. Твоя судьба — прожить свои дни ребенком, каким ты была, когда тебе поставили диагноз, ребенком, который верит в жизнь после окончания книги. Мы, взрослые, относимся к этому с жалостью, поэтому платим за твое лечение, за кислородные баллоны, кормим тебя и поим, хотя вряд ли ты проживешь достаточно долго...

— Ты серьёзно? — спросила я. — Ты думаешь, это круто? О Боже, ты только что всё испортил.

— Что всё? — спросил он, оборачиваясь ко мне. Незажжённая сигарета болталась в неулыбающемся уголке его рта.

— Всё. Определённо привлекательный, умный и по всем статьям приемлемый парень глазеет на меня и обращает моё внимание на неправильное употребление понятия буквальности, а ещё сравнивает меня с актрисой и предлагает посмотреть кино у себя дома. Но конечно же, всегда существует гамартия, и твоя заключается в том, что несмотря на то, что У ТЕБЯ БЫЛ ЧЁРТОВ РАК, ты отдаёшь деньги компании в обмен на шанс получить ЕЩЁ БОЛЬШЕ РАКА. О, Господи. Позволь мне только убедить тебя в том, что не иметь способности дышать — полный отстой. Совершенное разочарование. Совершенное.

— Они не убьют, пока их не зажжёшь, — сказал он, в то время как мама подъезжала к бордюру. — И я ни одной ещё не зажег. Это метафора, понимаешь: ты зажимаешь орудие убийства прямо у себя между зубами, но не даёшь ему силы убить тебя.