Донна Тартт

Это я уже проходил: выключаешь мозг, ломишь вперед.

Обожаю воспитанных детишек. Таких, как вы уж больше не делают.

Призраки действительно существуют. Мы верим в них ничуть не меньше, чем люди гомеровских времён, только называем иначе — памятью или бессознательным...

Не стоит страшиться того, о чем вы ничего не знаете. Вы словно дети — боитесь темноты.

Эдди хотела что-то сказать, но тут Алисон сотряс очередной приступ рыданий.

— Ну почему всегда так получается?  — всхлипывала она.  — Почему Винни должна умереть? Почему те несчастные замерзли до смерти? Почему всё в жизни так ужасно?

— Да потому, что так устроен мир,  — сказала Эдди.  — Жизнь всегда заканчивается смертью.

— Меня тошнит от такого мира.

— Знаешь, миру на это глубоко наплевать.

В груди спотыкалось сердце. Я ненавидел эту жалкую, ущербную мышцу, которая тыкалась мне в рёбра, как недобитая собака.

Все сложилось бы куда лучше, останься она жива. Но так уж вышло, что она умерла, когда я был еще подростком, и, хотя в том, что произошло со мной после этого, виноват только я, все же, потеряв ее, я потерял и всякий ориентир, который мог бы вывести меня в какую-то более счастливую, более людную, более нормальную жизнь.

Ее смерть стала разделительной чертой: До и После. Спустя столько лет, конечно, это звучит как-то совсем мрачно, но так, как она, меня больше никто не любил.

В ее обществе все оживало, она излучала колдовской театральный свет, так что смотреть на мир ее глазами означало видеть его куда ярче обычного.

Порою, когда случается какая-нибудь беда, реальность становится слишком неожиданной и странной, непостижимой, и всё тут же заполняет собой нереальное. Движения замедляются, кадр за кадром, словно во сне; один жест, одна фраза длятся вечность.