Хорошая рука — не слишком легкая, не слишком тяжелая. Легкие руки — порождения ветра, пробующие то одно, то другое, повинуясь порыву. Тяжелые руки, которые их собственная тяжесть клонит к земле, не способны к воодушевлению. Тогда тело это всего лишь орудие плоти для угождения низким страстям. Хорошая рука — не затемнена пятнами, признаком дурного характера. Если вы складываете ее в форме чашки и подносите к солнцу, между пальцами не должно быть щелей, через которые пролились бы чары или просыпались специи. Руки не должны быть холодными и сухими, как змеиное брюшко, ибо Принцесса должна быть способна почувствовать чужую боль. Не должны быть теплыми и влажными, как дыхание обожателя, ждущего тебя под окном, ибо Принцесса должна быть бесстрастна. В сердцевине хорошей руки запечатлена едва различимая лилия, цветок холодного целомудрия, свет жемчужины в полночь.
Читра Дивакаруни
Cлайд с цитатой— А ты думаешь, у меня есть секреты? — с озадаченным видом он отламывает кусок от бутерброда, который крошится у него между пальцев, и запихивает в рот.
— Я уверена, что есть, — говорю я, — потому что и у меня есть. И у каждого.
Ох, теперь я понимаю, как глубоко в человеческом сердце кроется тщеславие, тщеславие, оборотная сторона которого — страх быть нелюбимым.
Одно дело — рассуждать здесь, — он постучал себя по голове, — а другое — что в это время здесь, — и он коснулся рукой груди и рассеянно потер ее, как будто чтобы облегчить давнюю боль.
Теперь удрученность меня отпустила. Так же как и чувство вины, о котором я перестала думать.
Всегда ли так происходит, когда мы направляемся в сторону чего-то запретного — или, как некоторые это называют, греха. Первый шаг мучителен до истощения — до крови, до костей, до потери сознания. Второй тоже раздирает душу, но уже это терпимо. С третьим шагом страдание лишь проносится над нами, как черная туча. Скоро оно перестанет нас задерживать или беспокоить.
Я был как лодка, пустившаяся в плавание в открытом океане, который таит в себе клады, штормы и морских чудовищ, и что тебе выпадет — неизвестно.
Знакомо ли тебе это чувство, Тило? Если так, то ты знаешь это одиночество, это ощущение опасности. Человек тогда может стать и убийцей, и святым.