Чарльз Буковски

— Это свободная страна, я...

— Это не свободная страна — тут все продается, покупается, и всему есть владелец.

Девушки выглядели привлекательными, но только на расстоянии. Солнце просвечивало сквозь их легкие платья и радужно сияло в волосах. Но стоило только приблизиться к ним и прислушаться к их мыслям, лавиной сыплющимся из незакрывающихся ртов, как мне хотелось немедленно вырыть себе нору где-нибудь под холмом и спрятаться там с автоматом.

Я порой прислушивался к своей печени, но моя печень молчала, она ни разу не сказала: «Перестань, ты убиваешь меня, а я убью тебя!» Если бы у нас была говорящая печень, нам не понадобилось бы Общество анонимных алкоголиков.

Пока дожидался его, я убил четырех мух. Черт, смерть кругом, повсюду. Я не знал, что с этим делать. У меня испортилось настроение. Понимаете, смотрю на упаковщика в супермаркете, он пакует мои продукты, и вдруг вижу, что он самого себя засовывает в могилу вместе с туалетной бумагой, пивом и куриными грудками.

Знаете, революция звучит очень романтично, но на деле это кровь, жестокость и безумие; революция — это когда гибнут желторотики, случайно попавшие под руку, не врубающиеся, что ***ня творится вокруг; революция — это когда вашей телке или вашей жене пропорют брюхо штыком, а потом будут насиловать в жопу на ваших глазах; революция — это когда люди, только что ржавшие над мультиками про Микки-Мауса, начинают пытать себе подобных. Перед тем как решиться на всё это, подумайте, где ваша душа сейчас и где она будет, когда вы пройдёте через всё это.

... Честолюбие редко помогает таланту. Другое дело удача. Талант всегда плетется за ней по пятам.

... любовь приходила трудно и очень редко. А когда все же приходила, то хрен знает почему. Устаешь сдерживать любовь и отпускаешь — потому что ей нужно к кому-то прийти. После этого, как правило, и начинаются все беды.

Номер мотеля был пуст. Она ушла.

Примечательно расстояние между обычными предметами и между событиями. Тед мгновенно увидел стены, ковер, кровать, два стула, кофейный столик, комод и пепельницу с окурками. Расстояние между всеми этими вещами было огромно. От тогда до теперь – много световых лет.

Я пытался убедить себя, что чувство вины – просто своего рода заболевание. Что именно люди без вины добиваются в жизни прогресса. Люди, способные лгать, обманывать, люди, всегда знающие, как срезать угол.

Мне было страшно. На самом деле мне было страшно от жизни — от всего того, что приходится делать каждому только за тем, чтобы у него было что есть, где спать и во что одеваться. Поэтому я валялся в постели и пил.