Альбер Камю

С точки зрения самой чумы, с ее олимпийской точки зрения, все без изъятия, начиная с начальника тюрьмы и кончая последним заключенным, были равно обречены на смерть, и, возможно, впервые за долгие годы в узилище царила подлинная справедливость.

Язык, подчеркивающий в слове «страсть» его родство со страданием, прав, хотя в повседневном употреблении, говоря «страсть», мы подразумеваем скорее судорожный порыв, удивляющий нас, и забываем, что речь идет о душевном страдании.

Всякий разумный человек так или иначе когда-нибудь желал смерти тем, кого любит.

Тема: мир смерти. Трагическое произведение — удавшееся произведение.

... — Но, судя по вашему тону, эта жизнь вам не по душе, Мерсо.

— Она мне не по душе, потому что я скоро лишусь ее — вернее, она не слишком мне по душе, поэтому я чувствую весь ужас предстоящей утраты.

— Не понимаю.

— Не хотите понять.

— Быть может.

Патрису пора уходить.

— Но, Патрис, а как же любовь?

Он оборачивается, лицо его искажено отчаянием.

— Любовь существует, — говорит Патрис, — Но ведь она принадлежит этому миру.

«Я презираю интеллект» на самом деле означает: «Я не в силах выносить свои сомнения».

Красота приводит нас в отчаяние, она — вечность, длящаяся мгновенье, а мы хотели бы продлить её навсегда.

Кончая самоубийством, я уничтожаю лишь половину самого себя.

Мама часто говорила, что человек никогда не бывает совершенно несчастен. В тюрьме, когда небо наливалось краской и в камеру проскальзывал свет нового дня, я понял — она была права.

Перспектива обеспеченного и честного существования весьма его манила, тем более, что он мог бы тогда с чистой совестью отдаваться любимому занятию.