Казалось, пишущая машинка издевается надо мной. Вроде бы я её хозяин, но порой мне чудилось, что она на этот счёт иного мнения. В конце концов мне всё-таки удалось её одолеть. Я был писателем, а она – всего лишь моим инструментом.
История – это не машина, послушная каждому движению. История – это зверь, живой зверь. Её можно создать, придать ей очертания, но потом она обретает свои собственные желания. Измени что-то одно, и запустишь цепную реакцию, которая распространится по всему сюжету. Персонажи должны быть верны себе. События должны следовать внутренней логике истории. Один прокол – и магия испарится. История погибнет.
— Если бы я захотел, я бы написал за год десяток книг. И это были бы лучшие книги года.
— Нет, не написал бы.
— Точно, не написал бы. Но мог. Потому что я писатель.
И тут я подумал вот что: если ты что-то написал, а потом так и случилось, можно ли написать о чем-то так, чтоб оно потом исчезло?
Писательство все чаще и чаще кажется мне родом недуга, эдаким странным вирусом, который отделяет автора от других людей и побуждает его совершать бессмысленные поступки (к примеру, запираться в комнате и долгими часами сидеть перед чистым листом бумаги вместо того, чтобы ласкать юное создание с нежной кожей).
... быть рядом с писателем — тяжкое бремя для женщины: он очень силен в области идей, но весьма непрактичен в повседневной жизни. Писатель поступает не совсем честно. На самом деле ему нужно, чтобы кто-то из любви к искусству состоял при нем в сиделках!
И простой шаг простого мужественного человека: не участвовать во лжи, не поддерживать ложных действий! Пусть это приходит в мир и даже царит в мире — но не через меня. Писателям же и художникам доступно больше: победить ложь!
Cлайд с цитатой