Тикающие секунды приближали неотвратимую развязку.
Глаза оставались такими же синими, какими я их запомнила — якорь, который удерживал меня на этой планете.
Тикающие секунды приближали неотвратимую развязку.
Глаза оставались такими же синими, какими я их запомнила — якорь, который удерживал меня на этой планете.
Он откинул облако золотых волос с моего лица и прижал к моей щеке большую ладонь, в которой спокойно поместилось бы все мое лицо, от подбородка до лба. От этого прикосновения по моей коже словно пробежал электрический заряд. Стало щекотно внизу живота.
Я погрузилась в черноту, которая вдруг стала светлеть, изменяться. Вместо черной дыры передо мной закружился синий свет — теплая, живая, сверкающая синева... Я поплыла вперед, не испытывая страха.
Сердце дрогнуло и забилось... Мне хотелось смеяться над собой. Мой родной, любимый Джаред шел меня убивать.
Человеческая любовь, коварная, не признавала правил: иногда ее дарили просто так — как это произошло с Джейми; иногда на то, чтобы ее заслужить, требовалось время и тяжелый труд — например, с Йеном; а иногда ее было не добиться никакими стараниями, и такая безнадежная любовь разбивала сердце — с Джаредом.
Казалось на этой планете не существовало печали без радости, и на каждую радость приходилась уравновешивающая её печаль — словно кто-то переставлял гирьки на неведомых весах.
Счастливой и грустной, радостной и несчастной, уверенной и напуганной, любимой и отвергнутой, терпеливой и яростной, безмятежной и необузданной, воспрянувшей и опустошенной... всё вместе. Я прочувствую каждый миг. Всё это станет моим.