Мне кажется, тебе лучше, чем в прошлый раз, когда мы виделись. Ты хотя бы начал отращивать новое сердце.
И это было не море. Это был океан. Океан Лэтти Хэмпсток. Я вспомнил, и, вспомнив это, я вспомнил всё.
Мне кажется, тебе лучше, чем в прошлый раз, когда мы виделись. Ты хотя бы начал отращивать новое сердце.
И это было не море. Это был океан. Океан Лэтти Хэмпсток. Я вспомнил, и, вспомнив это, я вспомнил всё.
Время от времени я бросал орех в середину пруда — пруда, который Лэтти Хэмпсток называла...
Морем...
Меня занимал вопрос, в ту пору я частенько об этом думал, кто я и что за существо стоит по эту сторону зеркала. Если лицо, которое я видел там, было мною, а я знаю, что оно мною не было, потому что я — это я, что бы с моим лицом ни случилось, тогда что же такое я? И что за существо стоит и смотрит?
Я медленно сходился с людьми, если вообще сходился. У меня были книги, а теперь и котёнок.
«Он новый, — заключила она. — На нем написано тысяча девятьсот двенадцатый год, но еще вчера его не было и в помине».
«А как вы узнали?»
«Хороший вопрос, милок. Главным образом по электронному распаду. Чтобы увидеть электроны, нужно смотреть на вещи пристально. Они махонькие такие, похожи на крохотные улыбки. А нейтроны серые и вроде как хмурые. Эти электроны чуть-чуть улыбистей, чем нужно для тысяча девятьсот двенадцатого года».
... «Больно не будет». Я глядел на него. Когда взрослые так говорили, не важно о чем, потом было очень больно.
Котёнок лизал мои пальцы своим маленьким шершавым язычком.
«Я нашёл котёнка», — сказал я.
«Да, вижу. Она, наверно, шла за тобой от самого поля, где ты её выдернул из земли».
«Это тот самый котёнок? Которого я тогда вытащил?»
«Ага. Она не сказала тебе, как её звать?»
«Нет. А они правда так делают?»
«Иногда. Если внимательно слушать».
Я достаточно разбирался во взрослых, чтобы понимать — если я всё-таки расскажу, мне вряд ли поверят. Мне и так не особо верили, даже когда я говорил правду. С чего бы им верить, когда на правду совсем не похоже?