Там, где существует десять тысяч предписаний, не может быть никакого уважения к закону.
Не делай ничего постыдного, ни в присутствии других, ни втайне. Первым твоим законом должно быть уважение к себе самому.
Там, где существует десять тысяч предписаний, не может быть никакого уважения к закону.
Не делай ничего постыдного, ни в присутствии других, ни втайне. Первым твоим законом должно быть уважение к себе самому.
Великий человек держится существенного и оставляет ничтожное. Он все делает по правде, но никогда не будет опираться на законы.
Кто преступает веление государства, тот считается таким же преступником, как и преступающий заповеди Божии – это взгляд, который удержался еще со времен господства церкви. Бог – свят сам по себе, и заповеди церкви, как и государства, – заповеди этого святого; он дает их миру через посредство своих помазанников и деспотов, венчанных «Божией милостью». Если церковь имела смертный грех, то государство имеет «достойных казни» преступников, если первая имела еретиков, то второе имеет государственных изменников, если первая налагала церковные наказания, то государство налагает уголовные кары; церковь вела инквизиционные процессы, государство – фискальные; словом, в церкви – грехи, в государстве – преступления, в церкви – инквизиция и в государстве – инквизиция. Но не настанет ли час, когда и святость государственности падет, подобно церковной? Страх перед его законом, благоговение перед его величием, покорность его «подданных», долго ли еще продержится это все? Не исказится ли, наконец, «святой лик»?
— Мистер Черчилль, скажите, в чем секрет Вашего успеха?
— В экономии сил: не стой, если можешь сидеть; не сиди, если можешь лежать.
Закона я не преступил, но совесть — не свод законов, для ее спокойствия мало такого оправдания.
Не опаздывайте, если хотите, чтобы вас уважали. Не лгите мысленно, если собираетесь найти друзей.
Берегитесь закона. Он как дышло — куда повернул, туда и вышло. Можно игнорировать его десяток раз, но стоит однажды вступить с ним в схватку — и вы поймете, что вырваться не легче, чем из щупалец черного спрута.