Все люди были кем-то когда-то произнесены вслух.
Каждый человек – слово, просто слово. А другие – знаки препинания.
Все люди были кем-то когда-то произнесены вслух.
И, встретившись с ними взглядом, Сашка всей кожей ощутила то, что до нее много раз понимали другие. Существу безразлично, что ее кто-то любит. И что она кого-то любит. И что у нее было детство, и она плескалась в море; и что у нее на старом вязаном свитере вышит олень. Много было таких, кем-то любимых, носивших в кармане ракушку или пуговицу, или черно-белую фотографию; никого не спасли ничьи воспоминания, никого не защитили слова и клятвы, и те, кого очень любили, умерли тоже.
Жить – значит быть уязвимым. Любить – значит бояться. А кто не боится – тот спокоен, как удав, и не может любить.
Тихий да простой, и не боишься тебя, а потом — глянь, а ты уже в горле торчишь, как крючок. И не избавиться.
Она ощущала себя дирижаблем, полным мыльных пузырей. Пузыри – её несказанные слова – поднимались к горлу и лезли наружу, нависали на языке, как неумелые прыгуны на трамплине. И лопались, оставляя горькое послевкусие. Ни одно слово не оказалось достаточно прочным, чтобы преодолеть барьер, вырваться и полететь.
— Зачем ты сюда приехал? Ты, похоже, ничьим ожиданиям не соответствуешь — вообще.
— Я соответствую своим ожиданиям... И достаточно.
Мира, каким вы его видите, не существует. Каким вы его воображаете — не существует и в помине. Некоторые вещи кажутся вам очевидными, а их просто нет.