Есть такой предел боли, когда теряешь всякую гордость.
Я долго не мог себе признаться, что женился для окружающих, что женитьба — поступок, который совершают не для себя. Мы женимся, чтобы позлить друзей или порадовать родителей или ради того и другого вместе, а иногда наоборот.
Слишком много воспоминаний, слишком многое надо забыть, адова работенка — стереть все это из памяти, сколько прекрасных минут придется переживать взамен тех, прежних.
Алкоголь слегка горчит,
День прошел — и день убит.
Захудалый музыкант
На мосту
Моей жизни заиграл
Пустоту.
Я умер и похоронен. У меня не будет детей. Мертвецы не производят на свет потомства. Я мертвец, пожимающий руки знакомым в кафе. Очень общительный мертвец и очень замерзший.
Я мертвый человек. Я просыпаюсь утром, и мне нестерпимо хочется одного – спать. Я одеваюсь в черное: ношу траур по себе. Траур по человеку, которым не стал.
Одна так и живёт она и никому не дочь, и никому не сестра.
И как прежде, пьёт эту боль до дна, не понимая, в чем её вина.
Когда живешь двойной жизнью, есть золотое правило: не влюбляйся.
Можно встречаться тайком — для удовольствия, для разнообразия, для остроты ощущений.
– Шурик, ты помнишь, что «Фауст» – это в каком-то смысле наш первоисточник? – спросила Катька. – Вместо удовлетворения на склоне лет Фауст чувствует лишь душевную пустоту и боль от тщеты содеянного. Этим, Шурик, все сказано о так называемой любви. Слышать этого слова не могу, надо законом запретить его произносить.
Cлайд с цитатой