Я никому не показываю своё истинное «я», потому что я слишком жалок. Я люблю себя ещё меньше, потому что я оторван от людей.
Не существует лекарства от отчаяния, нет докторов для души.
Я никому не показываю своё истинное «я», потому что я слишком жалок. Я люблю себя ещё меньше, потому что я оторван от людей.
На днях вы говорили о том, что по Европе бродит призрак нигилизма. Вы утверждали, что Дарвин превратил бога в атавизм, что мы убили бога точно так же, как сами и создали его когда-то. И что мы уже не мыслим жизни без наших религиозных мифологий. Теперь я знаю, что говорили вы не совсем об этом – поправьте меня, если я ошибаюсь, – но мне кажется, что вы видите свою миссию в демонстрации того, что на основе этого неверия можно создать кодекс поведения человека, новую мораль, новое просвещение, которые придут на смену рожденным из предрассудков и страсти ко всему сверхъестественному.
Из всех своих обязанностей я оставила только одну — всегда оставаться свободной. Брак и весь этот антураж обладания и ревности порабощает дух. Я надеюсь, что наступит время, когда мужчины и женщины не будут тиранизировать друг друга своими слабостями.
Каждый человек должен определить для себя, какое количество правды он сможет вынести.
Отчаяние – это та цена, которую человек должен заплатить за самопознание. Загляните в самую глубь жизни – и вы увидите там отчаяние.
— Прекордиальное давление мучает вас потому, что грудь вашу разрывает эта не прожитая вами жизнь. И сердце ваше отстукивает время. А скупость времени неизбывна. Время берет, берет – и никогда ничего не отдает обратно. Как ужасно слышать, что вы прожили назначенную вам жизнь! И как ужасно встречаться со смертью, никогда не высказав даже претензии на свободу при всех с этим связанных опасностях!
— Прекордиальное давление мучает вас потому, что грудь вашу разрывает эта не прожитая вами жизнь. И сердце ваше отстукивает время. А скупость времени неизбывна. Время берет, берет – и никогда ничего не отдает обратно. Как ужасно слышать, что вы прожили назначенную вам жизнь! И как ужасно встречаться со смертью, никогда не высказав даже претензии на свободу при всех с этим связанных опасностях!
В тех редких случаях, когда меня охватывало одиночество, и я позволял себе публичные излияния о своих страданиях, часом позже я содрогался от отвращения к себе, я становился чужим самому себе, словно я лишался собственного общества. Я также не позволял никому откровенничать со мной — я не испытывал ни малейшего желания навлекать на себя долговое обязательство взаимных откровений.
Тогда я считал тебя видением, воплощением моего земного идеала. Прошу, заметь: у меня ужасное зрение!