Уготовили вам Силы три короны, три могилы, право слова, право боя — поделитесь же, герои.
В наступившей тишине тикали механические часы с кукушкой, напоминая о том, что время идёт и прошлого не вернуть, не исправить и не предотвратить.
Уготовили вам Силы три короны, три могилы, право слова, право боя — поделитесь же, герои.
В наступившей тишине тикали механические часы с кукушкой, напоминая о том, что время идёт и прошлого не вернуть, не исправить и не предотвратить.
В любой истории хватает белых страниц, которые каждое поколение заполняет по-своему.
Тех, кто выбрал клинок, будут ждать у окна
Те, кто в сердце хранит лебединую верность…
О, как я лгал когда-то, говоря:
«Моя любовь не может быть сильнее».
Не знал я, полным пламенем горя,
Что я любить еще нежней умею.
Случайностей предвидя миллион,
Вторгающихся в каждое мгновенье,
Ломающих незыблемый закон,
Колеблющих и клятвы и стремленья,
Не веря переменчивой судьбе,
А только часу, что еще не прожит,
Я говорил: «Любовь моя к тебе
Так велика, что больше быть не может!»
Любовь — дитя. Я был пред ней не прав,
Ребенка взрослой женщиной назвав.
— Я подменяла другую девушку. Если бы не это, сейчас здесь бы мог быть кто-то другой вместо меня.
— Знаешь, я предпочитаю смотреть на это с другой стороны. Если бы это случилось не в ту ночь, в этом баре, с этой стодолларовой купюрой, это бы произошло на Джексон-сквер, рассматривая картину или Френчмен-стрит, слушая джаз. Я бы нашел тебя. Спасибо...
Вслух о войне не говорили. Но, как и прежде, догадывались многие, чувствовали, что вот-вот грянет, и вместе с этим продолжали свято верить в силу народного заклятия: «Авось и пронесёт!» Что ж, и такое тоже бывало.
Ослепителен бал от улыбок, колье и медалей,
Только скрипка грустит, и её утешает фагот,
И средь бала судьба безмятежное имя Наталья,
Словно голос с хоров, заговорщицки произнесёт.