Сосед человеку даден, чтоб сердце ему тяжелить, разум мутить, нрав распалять.
Ты, Книга! Ты одна не обманешь, не ударишь, не обидишь, не покинешь! Тихая, — а смеешься, кричишь, поешь; покорная, — изумляешь, дразнишь, заманиваешь..., а захочешь — вскружишь голову, запутаешь, завертишь, затуманишь, слезы вспузырятся, дыхание захолонет, вся-то душа, как полотно, на ветру взволнуется, волнами восстанет, крылами взмахнет!
– Есть у меня причины не убивать тебя?
– Нет. В этом-то и проблема, да? Мы взорвали вашу шахту – вы сожгли мой дистрикт дотла. У нас все причины убить друг друга. Хочешь меня убить – стреляй. Давай, порадуй Сноу. Мне уже надоело уничтожать его рабов.
– Я ему не раб.
– А я да. Поэтому я убила Катона. Он убил Цепа. А Цеп убил Мирту. Смерть так и идёт по кругу. А кто в выигрыше? Только Сноу. А мне надоело быть пешкой в его игре. Дистрикт двенадцать, дистрикт два – нам незачем воевать, войну нам навязал Капитолий. Зачем нам быть врагами? Мы соседи. Мы семья.
Нет худшего врага, чем равнодушие! С молчаливого согласия равнодушных как раз и творятся все злодейства. Ты ведь «Муму» читал? Понял притчу? Как он всё молчал молчал, а собака-то погибла.
А я считаю, что нечего было с самого начала и улыбаться. Надо было сказать: «Вы хотите быть врагами — тогда бойтесь!» Вот теперь бойтесь, потому что вы в НАТО, и вот теперь... мы были хорошими соседями, не очень удобными, очень большими, с трудной историей, а вот теперь, поскольку вы в НАТО — вы боитесь, потому что вы являетесь наконечником копья, который в любой момент может быть сломан, если вдруг будет кризис.
Вот, думаешь, баба: ну зачем она, баба? Щеки, живот, глазами мыргает, говорит себе чего-то. Головой вертит, губами шлепает, а внутри у ей что? Темнота мясная, кости скрипучие, кишки колечком, а больше и нет ничего. Смеется, пужается, брови хмурит, — а есть ли у ей и вправду чувства какие? Мысли? А ну как она притворяется бабой, а сама оборотень болотный?
Человек есть перекрёсток двух бездн, равно бездонных и равно непостижимых: мир внешний и мир внутренний.
«Чужой» он и есть чужой. Что в нем хорошего? А свой — он теплый. У него и глаза другие. Свой — он немножко как ты сам.
Родись, умри, встань, ляг, пляши на соседской свадьбе или поутру на малиновом суровом восходе проснись, как от удара палкой, испуганный, как если бы ты один остался живой на свете, – они всё тут, всегда тут, бледно мигающие, подслеповатые, вечные, молчаливые.
Cлайд с цитатой