Что ты дергаешься, как свинья на веревке.
— Нехорошо так, Кисуль. Ведь мы ж с тобой... подружки.
— Так и государство тебе не враг, Танька. Когда оно цены повышает «по желаниям трудящихся», ты же не возражаешь? Не начинаешь торговаться?
Что ты дергаешься, как свинья на веревке.
— Нехорошо так, Кисуль. Ведь мы ж с тобой... подружки.
— Так и государство тебе не враг, Танька. Когда оно цены повышает «по желаниям трудящихся», ты же не возражаешь? Не начинаешь торговаться?
— Ты заметила, что в нашем бизнесе приезжих гораздо больше, чем вас, настоящих москвичек и ленинградок? А почему? А потому что родители у вас всегда под боком, крыша над головой... а мы, которые приехали — из Вологды, Новгорода, Череповца, — нам рассчитывать не на кого. Крутись, зайчик, как хочешь. Правда, никто не спросит тебя: а жрала ли ты? А у тебя всегда был дома кусок булки с маслом.
— Ну ты хоть любишь его?
— Мам, ну не смеши ты меня, если надо будет — полюблю.
— Танька, доченька! Но это же значит — торговать собой!
— У нас жены с мужей вот за это вот самое денег не берут...
— Правильно! Но жена всегда стоит дороже?
— Жить в постоянном вранье... Слышим одно. Видим другое... Я лгу. Ты знаешь, что я лгу. Я знаю, что ты знаешь... Но я продолжаю, лгать, а ты делаешь вид, что мне веришь! Что само по себе тоже ложь... И так повсюду. Во всем. Надоело!..
— Когда Куприн и Вертинский вернулись на родину, они до конца жизни свою эмиграцию считали трагической ошибкой.
— Сравнила! Если бы они прошли мое оформление на выезд, я еще не знаю — вернулись бы они или нет.