Дети не терпят трагедий. Их мозг не адаптировался к печалям. Они желают именно той жизни, для которой и создан человек, – радостной и счастливой. Они – проповедники всеобщего благополучия. В них живёт чистая, ничем не запятнанная идея.
Я полез вверх, и радость не покидала меня. Я знал, что она, эта радость, потом будет долго жить во мне, что я смогу на неё опереться потом, в будущей жизни, которая ждёт меня. Опереться, как на прочную, надёжную зацепку на стене...
Никто человека счастливым не сделает. Счастье рождается у нас внутри: сначала мы его испытываем, а потом делимся этим переживанием с другими людьми. С любовью о них заботимся, даем то, в чем они нуждаются. И в ответ наше счастье нам возвращают приумноженным. Конечно, родителям радостно оттого, что у них есть ребенок. Но счастье вовсе не он маме с папой дарит, это родители его счастливым делают. В отношениях «родители — дети» родители всегда ведущие. Они играют первую скрипку, они передают свое мироощущение детям.
Отложенные на полчаса дела и прогулка по парку, любимая песня, чашка какао перед сном, поход в кинотеатр, пусть даже и в одиночестве — простые мелочи, которые могут пусть и ненадолго, но сделать тебя счастливым. Нужно только позволить себе отвлечься от суеты, а дальше всё произойдёт само!
... настоящая любовь страшна. Страшна так же, как страшны все настоящие ценности жизни: мать, дети, способность видеть, способность мыслить — словом, всё то, что можно по-настоящему потерять.
И, наконец, жизнь меня научила, что самый верный ход – подчиниться первому душевному порыву. Всякий раз, когда человек уходит в размышления, он не обретает ни радости, ни счастья.
Я всю жизнь хотела подарить дочке радость, подарить ей счастье. Но у меня не получилось. Как я могла дать то, чего не имела сама?
Раздайте детям наркоту,
Ведь в этом мире счастья нет,
Хотя бы с кислотой,
Растаяв медленно во рту,
Их всех накроет с головой,
Да, их накроет с головой,
Их всех затопит с головой!
Я не хочу плодить новых несчастных людей. Я лучше сделаю уже существующих счастливыми.
— Мы — болваны! — повторил он. — Что-то мы не усекли в этой жизни. Я, знаешь, стал завидовать ребятам, у которых есть семья. И не вторая, а первая. Ну, было у них там что-то, было. Она хвостом крутила, он рыпался, но в общем-то перевалили они через эти рыданья, и вот они уже друг для друга родные люди. Я ведь, Паш, мог бы с Маринкой жить-то. Мог.
— Ну, вспомнил! — сказал я. — Сколько ты её не видел?
— Шесть лет. А снится мне каждую ночь. Полгода назад, помнишь? Я позвонил? Я в этот день Маринку в метро встретил. Не встретил, а просто стоял, читал газету, поднял глаза — она передо мной стоит. Фейс ту фейс. Я даже не смог ничего сказать. Она стоит и плачет, не всхлипывает, ничего, просто слёзы льются. И вышла сразу. На «Комсомольская — кольцевая». Ушла и не обернулась.
Бревно некоторое время шел молча, потом тихо и даже как-то жалко сказал:
— Ну я, конечно, пытаюсь от неё загородиться. Работой, поездками, наукой... Но надолго этого не хватит. Я на пределе.
— Ты что-нибудь собираешься делать?
— Не знаю. Там какая-никакая, но семья у неё с этим артистом, сам я тоже... не соответствую званию вольного стрелка. Но жить так не могу. Не знаю.
Cлайд с цитатой