Аль Квотион. Запчасть Импровизации

Комнатная зима. И кормушка на окне с хлебом для голодных замерзших птиц, и мягкий свет из окна, который никогда не гаснет, и тихое уютное тепло, словно в доме моём не кончается праздник рождества, и звуки смеха, и речитатив стихов, которые я порой читаю вслух для того, кого люблю, и тёплое молоко, похожее на вату неба, и невозможно долгий поцелуй, когда я вдыхаю тебя в порыве страсти, а ты обнажёнными лопатками упираешься в стену, за которой зима. Зима, хранящая много сказок...

6.00

Другие цитаты по теме

Дело в том, что есть ты. И эта простая данность, уютно и тепло спрятавшаяся где-то то ли в левой стороне груди, то ли на изнанке век закрытых глаз, то ли где-то ещё, где отступает тело и царствует душа, эта смешная данность будит во мне самом нелепое межсезонье, заставляя отчетливо видеть вокруг на первый взгляд неприметное, скрытое от глаз скорее привычкой к зиме, чем природным климатом. Январь. А я собираю летящие на рваном ветру алые листья, беременные новой жизнью почки деревьев, я собираю их, как собирают цветы, чтобы подарить любимому человеку, ставшему для художника той неотъемлемой жаждой творчества, которая открывает новый потенциал стареющего искусства.

У нас одна большая кровать и так много причин, чтобы понять, как это просто и сложно — любить.

Ты рисуешь карту звездного неба на моей груди. Сейчас нам не нужно иных ласк, нам не нужно слов. Пусть мир тревожно заглядывает сквозь запотевшие от раскалившегося дыханья окна, пусть музыка заслоняет собой реальность, впитывая твой голос, мою нежность, наши души... Ты рисуешь карту звездного неба на моей груди. Маршруты новых звезд разбегаются по коже, отражаются в твоих глазах. И ты читаешь во мне, в звенящем молчании: я. люблю. тебя. сейчас. Сейчас, здесь не существует иного. И закрыв глаза, я всматриваюсь, вчувствываюсь в этот маленький мир, созданный случайным актом одной любви. Яблоки на полу, красный как жизнь виноград, прозрачные шторы на ветру, заблудившееся солнце, игра теней в сигаретном дыме, тающее на столе мороженое, тающий в воздухе смех... Танец ангелов в земной пыли. Как мало порой нам нужно, чтобы навек остаться. Ты рисуешь карту звездного неба на моей груди...

Поэты, художники, те, кого принято расплывчато называть творческими людьми — немного сказочники. Они отличаются от остальных? Несомненно. А может быть, они отличаются именно поэтому? Потому что волшебные миры, порой удивительные, порой пугающие, для них зачастую ближе того, в котором они родились? И еще, и это самое главное, что отличает сказочника от мечтателя: они умеют ими делиться. Им дана возможность приглашать в свои сказки других. А кто из нас никогда, хотя бы в детстве, не хотел в нее попасть?

Поцелуй меня в глаза. Когда вокруг меняется жизнь, когда шлейф потерь за спиной стирает разводы следов, когда стареют былые друзья и телефонные номера, согревавшие осенними вечерами, становятся просто набором цифр. Поцелуй меня в сердце. Выжги изнутри эту ноющую тоску, реанимируй душу разрядом случайной любви. Скальпелем милосердия вскрой зарождающуюся вселенную соприкосновения. Когда за окном пасмурно и серо, когда кашель мешает уснуть, когда от разобранной постели веет не желанием и страстью, а лишь усталостью. Поцелуй меня наизусть. Поцелуй меня насквозь. Занавесь окна, сядь на пол и наблюдай сквозь закрытые веки, как рождается нежность. Как рождается вечность. Как в полумраке квартиры заново рождаемся мы. Поцелуй меня...

Тот, кого ты любишь, это ночь. Это темнота, сводящая тебя к осознанию звука, вкуса, касания. Это тугая повязка на глазах, заставляющая узнавать мир снова, наощупь, слышать в невероятной тишине дрожание ресниц, различать нюансы дыхания и снова сходить с ума от горячего шепота на обнаженной коже...

Ни одна сказка не заполнит пустоты в человеческой душе. Этот голод не утолит ни одно чудо. Но и великая мистификация мира, проходящая века, выживающая в войне вер и людей, питаемая незавершенностью души, — будет жить.

Судьба расставляет фигуры, крапит карты, стреляет в упор и в спину. А мы бежим, каждый по своему замкнутому кругу, надеясь, что именно у нашей сказки окажется счастливый конец. Но моя женщина спит рядом со мной, бросив недочитанный журнал на тумбочку возле кровати, и беззащитным ребенком прижимает к себе пушистое одеяло. А утром она проснется, потянется солнечной кошкой возле открытого окна и улыбнется мне. И глядя в нее, больше всего мне хочется, чтобы вопреки всем законам жанра, исключением из всех существующих правил у нашей общей сказки, сказки о женщине, сказки о любви, не было конца.

Жить с этой женщиной... Как объяснить это состояние? Оно похоже на эфемерное чувство, когда в мире безжалостно лютует вечная зима, а ты сидишь возле жаркого камина и смотришь в огонь, слушаешь его уютное потрескивание и... счастлив.

Позволь мне пригласить тебя на танец, на этот странный урок любви и доверия, учащий различать в бесконечно сером цвете, вобравшем в себя позднее небо, мириады новых оттенков. Позволь мне пригласить тебя на танец и, повинуясь музыке, провести пальцами по твоей щеке, даря опыт тепла и чувственности, уравновешивающий иной, горький опыт тоски и одиночества. Позволь мне пригласить тебя на вальс, доверь моим рукам своё точеное, всё более жадно впитывающее свет и движение тело, и разреши напомнить подзабытое за давностью, скудностью и тяжестью времён ощущение полёта. Позволь мне пригласить тебя на танец, смешать пульсирующую в венах кровь и пульсирующий в воздухе звук, наклониться и губами оставить на твоей шее отпечаток новорожденной тайны. Позволь мне пригласить тебя на танец. А когда он закончится, и стихнет скрипка, и упадёт небо, я сам выну из твоих волос запутавшийся в них обрывок облака.