Грехи не сходят с рук никому. В конце концов, все за них платят. Все страдают.
(Каждый получает по заслугам. Рано или поздно все платят, все страдают).
Грехи не сходят с рук никому. В конце концов, все за них платят. Все страдают.
(Каждый получает по заслугам. Рано или поздно все платят, все страдают).
— Пожалуй, пора начать самую неприятную часть моего визита.
— Какую?
— Уйти, не убив вас.
Жалко, что пить воду не является грехом, — воскликнул один итальянец, — какая она была бы тогда вкусная.
(Жаль, что пить воду не грех. А то какой вкусной она бы казалась!)
— Не наказывай мою дочь за то, в чём винишь меня.
— Блейк, как бы мы не старались, дети платят за наши грехи.
Если бы все мы исповедались друг другу в своих грехах, то посмеялись бы над тем, сколь мало у нас выдумки. Если бы все мы раскрыли свои добродетели, то посмеялись бы над тем же.
— Знаешь, какой у меня любимый грех?
— Какой у вас любимый грех?
— У всех вожделение или гнев. Они самые привлекательные.
— Ну, вожделение… На нём легко обжечься.
— Гордыня. Гордыня – вот самое худшее. Она проникает в тебя, потому что не ощущается грехом. Что плохого в том, чтобы гордиться собой? Гордиться хорошо проделанной работой.
— Начинаешь к этому привыкать, не замечаешь, когда работа сделана не хорошо.
Этих людей (ушедших из монастыря) бесконечно жаль. Церковные уставы предписывают не погребать их на христианском кладбище, вменяют в самоубийц. Их браки Церковью не признаются. Мне доводилось читать богословские объяснения подобным уставам и канонам, но всегда казалось, что они слишком жестоки. Но как-то, однажды услышав не богословское объяснение, не параграф из древних канонов, а всего лишь маленькое четверостишие, я вдруг понял, что церковные правила лишь констатируют состояние, в которое ввергает себя монах, отрекшийся от избранного им пути. Конечно, Господь милостив и для всех есть покаяние, но вот как подвел итог своей жизни профессор философского факультета МГУ, автор книг по античной философии Арсений Чанышев. Он не был монахом. И каяться в нарушении обетов, данных Богу, ему не было никакой нужды. Но он был сыном монаха…
Вот это четверостишие:
Я — сын монаха, плод греха.
Я — нарушение обета.
И Богом проклят я за это:
К чему ни прикоснусь — труха.