Мы не можем чувствовать того, что чувствует она. Никто никогда не может почувствовать того, что чувствуют другие. Мы можем только предполагать. Выдвигать гипотезы. Не больше. То, что происходит здесь, — он постучал себя по виску, — принадлжеит только ей.
Если человек обращается за советом к воображаемой лисе, значит, с ним не всё в порядке.
Меланхолия — это печаль, только сильнее. Это то, что мы чувствуем, думая о мире и о том, как мало мы понимаем, когда размышляем о неизбежном конце.
Мы никуда не придем. Потому что ниоткуда не пришли. Мы случайные явления. Появляемся в обычных семьях. И будем появляться. Даже если чума убьет всех гомосексуалов на планете, это не будет вымиранием, потому что голубые младенцы рождаются каждую минуту. Знаешь, это и есть магия.
Умирая, я хоть буду знать, за что.
Живя или умирая, мы питаем огонь.
— Но через час я тебе наскучу...
— Нет, не наскучите.
— ... а печаль никуда не денется, она будет поджидать тебя.
— Но через час я тебе наскучу...
— Нет, не наскучите.
— ... а печаль никуда не денется, она будет поджидать тебя.
Никто не может видеть выше самого себя, пишет Шопенгауэр, поясняя, что между двумя личностями со слишком разным уровнем интеллектуального развития обмен мыслями невозможен.
Я — человек, а люди — такие животные, которые рассказывают истории. Это дар Божий. Он создал нас словом, но конец истории оставил недосказанным. И эта загадка не даёт нам покоя. А как могло быть иначе? Только нам кажется, что без концовки нельзя осмыслить прошлое — нашу жизнь.
И потому мы сочиняем собственные истории, лихорадочно пытаясь подражать Творцу, завидуя Ему и надеясь, что однажды нам всё-таки удастся рассказать то, что недоговорил Господь. И тогда, закончив нашу историю, мы поймём, для чего родились.
Не думай, что ты правильно понимаешь собственные мысли.
Cлайд с цитатой