Вера Камша. Шар Судеб

– Мой генерал, – обрадовал врач, – вас морозит из-за кровопотери. Я ушил рану, но нужно лежать. Десять дней, не меньше. Двигаться нельзя ни в коем случае, а нога должна быть поднята хотя бы на высоту подушки, иначе я ни за что не ручаюсь.

– А с подушкой ручаетесь?

0.00

Другие цитаты по теме

Жизнь полна таких возможностей, что умирать, болеть и проигрывать войны просто неприлично.

Все-таки потрясающий наглец, а еще говорят, молодежь измельчала! Врут.

Думаешь, что воюешь с прошлым, а оно все еще настоящее, а когда становится прошлым, война заканчивается. Незаметно и навсегда.

– Мы все-таки пустили волка в овчарню… Впервые с Двадцатилетней!

– Я тебя удивлю, если скажу, что теперь мы вынуждены содрать с этого волка шкуру?

– Как его зовут? – Жермон предложил гнедому вторую морковку и понял, что хочет в седло. Прямо сейчас.

– Его зовут Барон. – Райнштайнер довольно улыбнулся. – Я не буду против, если ты иногда станешь называть его Ойгеном, но постарайся не пить с ним на брудершафт.

Печальный Язык еще мог защищаться, он хотел защищаться. Старый, заброшенный, он на несколько недель стал нужным и важным, за него были готовы умереть, он поверил, он принял защитников и полюбил, а те ночью ушли. Тихо, воровато, прикрыв обман полусотней конных, которые при первых выстрелах тоже сбегут. Останутся разбитые стены и заклепанные, изуродованные пушки, которым за верность намертво забили горло…

Оставлять то, что еще можно защищать, всегда неприятно.

Овце без разницы, кто ее с ягнятами сожрет, добрый человек или волк.

Свое горе начинает драть душу с опозданием, когда все доделано, убрано, сожжено и ты остаешься с ним один на один. Или почти один на один. Вот тогда оно и приходит, садится на кровать и начинает здесь жить. Долго... А горе друзей, оно болит сразу, оно зазора не дает. Правда, оно, сделав свое дело, иногда собирается и уходит.