Эрих Мария Ремарк. Чёрный обелиск

Неужели везде осталась какая-то часть меня? Во всех зеркалах, в которые я смотрюсь? А сколько я видела их! Не сосчитать! И неужели я в них во всех разбросана? И каждое что-то у меня отняло? Тонкий отпечаток? Тоненький ломтик меня? Неужели зеркала распилили меня, словно кусок дерева? Что же от меня тогда осталось? Где мое лицо? Мое первоначальное лицо? То, которое было у меня до всяких зеркал? До того, как они начали обкрадывать меня?

0.00

Другие цитаты по теме

— Ты любишь меня недостаточно сильно!

— Люблю, как могу.

— Мало. Нет, мало. Никогда нельзя любить достаточно!

— Да, должно быть, никогда не любишь достаточно. В течение всей жизни никогда, никого. Должно быть, всегда любишь слишком мало — и от этого все человеческие несчастья.

— Почему все люди не могут просто быть счастливы?

— Этого я не знаю. Может быть, потому, что тогда господу богу было бы скучно?

— Нет. Не поэтому.

— А почему же?

— Потому, что он боится.

— Боится? Чего же?

— Если бы все были счастливы, никакой бог не был бы нужен.

— Я не способен ходить по радуге, Изабелла, – говорю я. – Но очень хотел бы научиться. А кто способен?

Она шепчет мне на ухо:

– Никто.

– Никто? И ты тоже нет?

Изабелла качает головой.

– Никто, – повторяет она. – Но достаточно, если человек об этом тоскует.

— Не покидай меня никогда.

— Я тебя никогда не покину.

— Никогда, — повторяет она. Никогда — такое короткое время.

... Слёзы полны воспоминаний.

Почему всякий раз, когда ты хочешь чем-нибудь владеть, ты губишь это, как только получил?

Врач! Мало ли чего он хочет! Он и жениться на мне хочет, но сердце у него отощавшее. Он просто потный филин.

Не думаю, что филин может потеть. Но образ всё-таки убедительный.

— А меня ты боишься? — шепчет Изабелла.

Нет, отвечаю я про себя и качаю головой; ты единственный человек, которого я не боюсь. И слов с тобой не боюсь. Для тебя они никогда не могут быть слишком пышными или смешными. Ты всегда понимаешь их, ибо до сих пор живёшь в таком мире, где слова и чувства, ложь и видения — одно.

– Почему же ты молчишь? – спрашивает Изабелла.

Я пожимаю плечами.

– Иногда трудно что-нибудь сказать, Изабелла. И дать свободу тоже трудно.

– Кому дать свободу?

– Самому себе. Многое в нас противится этому.

– Нож не может сам себя порезать, Рудольф. Отчего же ты боишься?

– Не знаю, Изабелла.

– Не жди слишком долго, любимый, иначе будет поздно. Слова нужны...