Чем громче ты будешь орать о том, что перевернешь мир, тем громче над тобой будет смеяться мир, когда ты обосрешься.
Быть может, весь род человеческий — бесполезная штука. И мир в котором мы живём, вообще не имеет смысла.
Чем громче ты будешь орать о том, что перевернешь мир, тем громче над тобой будет смеяться мир, когда ты обосрешься.
Быть может, весь род человеческий — бесполезная штука. И мир в котором мы живём, вообще не имеет смысла.
Мне не под силу переделать этот мир, а значит, придётся терпеть всё, что в нём есть, включая тебя.
Забудьте про коронации, конклавы, торжественные процессии. Мир меняет передвинутая костяшка на счетах, движение пера, умеряющее резкость фразы, вздох женщины, которая прошла, оставив после себя аромат розовой воды или цветущего апельсина, её рука, задергивающая полог над кроватью, тихое касание тел.
Мы сами должны стать теми переменами, которые хотим увидеть в мире.
(Если желаешь, чтобы мир изменился — сам стань этим изменением.)
(Давайте станем той переменой, которую мы хотим увидеть в окружающем мире.)
Он был похож на Бога, уничтожившего созданный им самим мир... Несовершенный мир, обезумевший окончательно и бесповоротно.
Наш мир как аттракцион. Катаешься на нем, а как время выйдет — проваливай, дорогой — вытолкнут из него силой и больше не пустят.
Иногда так бывает: кого-нибудь этот поганый мир жмет и жмет, аж масло идет… и вот человек принимается подлаживаться под мир. Там чуть-чуть компромисса, здесь чуть-чуть компромисса… происходит адаптация. Но в какой-то момент надо успеть заметить: допустимая мера адаптации пройдена. И уже не сам ты нечто уступаешь миру, а мир корежит тебя, обтесывает и раскрашивает, как хочет.