Одна комната, одна кровать, одно одеяло. Кто этого не понимает, ничего не понимает в браке. А если этого опасаешься, то и брака не надо. За день жизни иногда разведет, охладит, пошатнет, надорвет что-то. Ночью опять все соединяется. Тело держит тело своим теплом (если не жаром).
Наполеон сказал: «Отведите императрице отдельную опочивальню. Я хочу сохранить свою свободу, хотя бы ночью. Если муж спит в одной комнате с женой, он ничего не может скрыть от нее». Это совершенно верно.
Впрочем, хотел ли Пастернак сам, чтобы люди добирались до сути его стихов? Теперь я думаю, что эти усилия понять до конца строфу за строфой были совсем и не обязательны — в его поэзии строфа, строка, образ или слово действуют внесознательно, это в полном смысле не познавательная, но чисто эмоциональная поэзия через слух (или глаз) что-то трепещет в нас в ответ на нее, и копаться в ней совершенно не нужно.
— Печально быть одной.
— Еще печальнее мужчине быть одному: он даже не может утешаться вязанием на спицах.
... Дайте мне выбрать человека среди тысячи людей, я выберу того, кто говорит глазами.
Одиночество для меня до сих пор — тишина души и полнота сознания, и я не знаю ничего, что было бы лучше них.
Всякую тайну можно так или иначе узнать, можно выхватить ее из уст другого человека ласками или пытками, но тайна будущего спрятана, утаена от нас так, как будто никакого будущего и никакой тайны и нет.
Я решаюсь открыть ей мою самую тайную тайну, о которой не смею сказать никому. Это — мой секрет, и мне и страшно, и стыдно в нем признаться, и до сих пор я его не открывала никому. Я говорю ей, что не люблю «Евгения Онегина». За что его любить? Сначала Татьяна влюбляется, не сказав человеку двух слов, просто за один его вид (фатоватый, скучающий, пресыщенный, пустой). Затем — она выходит замуж за толстого генерала только потому, что мать ее просит об этом, мать, которая полна грандисонами до старости! Затем Татьяна говорит Онегину, что она его любит, но гонит от себя — какие-то старомодные и безответственные проделки...
Удивительно живучи ложные идеи! Они даже имеют свою эволюцию. Сначала они — истины, потом житейские бытовые законы и наконец — суеверия.
Я люблю себя в меру и никогда не была обуреваема мыслью переделать мир. «Вот я — такая, какая есть, вот мир — его надо переделать» — эта установка была мне незнакома. «Вот мир, такой, какой есть, вот — я, и я должна узнать себя и, узнав, поправить» — было мне ближе.
... Город медленно остывает, затихает, словно вытягивается, как зверь перед тем, как положить одно ухо на лапу и полузакрыть громадный огненный глаз.
«Одиночество моё начинается в двух шагах от тебя», — говорит одна из героинь Жироду своему возлюбленному. А можно сказать и так: одиночество моё начинается в твоих объятиях.
Cлайд с цитатой