Эрнест Хемингуэй. Какими вы не будете

Другие цитаты по теме

— Я никогда не видел вас пьяным.

— Не видели? — сказал Ник. — Никогда? А в ту ночь, когда мы ехали из Местре в Портогранде, и я улегся спать, и укрылся велосипедом вместо одеяла, и все старался натянуть его до самого подбородка?

Ты пропал, как только увидел её. Как только она открыла рот и впервые заговорила с тобой, ты уже почувствовал это, сам знаешь. Раз это пришло — а ты уже думал, что оно никогда не придёт, — нечего бросать в это грязью, потому что ты знаешь, что это оно и есть и ты знаешь, что оно пришло в ту самую минуту, когда ты первый раз увидел её с тяжёлой железной сковородкой в руках.

У человека только и есть, что гордость. Бывает, её у него уж слишком много, и тогда это грех. Ради гордости все мы иногда делаем то, что кажется невозможным. А мы идем на это. Но нужно, чтобы гордость была подкреплена разумом и осмотрительностью.

Все поколения в какой-то степени потерянные, так было и так будет.

В городе было так много деревьев, что ты видел, как с каждым днем приближается весна, и вдруг утром, после ночи теплого ветра, она наступает. Иногда холодные проливные дожди отбрасывают ее назад, и казалось, что она больше никогда не придет, и ты теряешь целое время года из жизни.

Но Париж очень старый город, а мы были молоды, и всё там было не просто — и бедность, и неожиданное богатство, и лунный свет, и справедливость или зло, и дыхание той, что лежала рядом с тобой в лунном свете.

Я не могу примириться с мыслью, что жизнь проходит так быстро, а я не живу по-настоящему.

Я говорю о тех двух типах дураков, которые встречаются в России. — Карков усмехнулся и начал: — Первый — это зимний дурак. Зимний дурак подходит к дверям вашего дома и громко стучится. Вы выходите на стук и видите его впервые в жизни. Зрелище он собой являет внушительное. Это огромный детина в высоких сапогах, меховой шубе и меховой шапке, и весь он засыпан снегом. Он сначала топает ногами, и снег валится с его сапог. Потом он снимает шубу и встряхивает её, и с шубы тоже валится снег. Потом он снимает шапку и хлопает ею о косяк двери. И с шапки тоже валится снег. Потом он ещё топает ногами и входит в комнату. Тут только вам удаётся как следует разглядеть его, и вы видите, что он дурак. Это зимний дурак. А летний дурак ходит по улице, размахивает руками, вертит головой, и всякий за двести шагов сразу видит, что он дурак. Это летний дурак.

Теперь, если это конец, а он знал, что это конец, стоит ли корчиться и кусать самого себя, точно змея, которой перешибли хребет.

Я считал, что жизнь — это вообще трагедия, исход которой предрешён.