Когда я вижу на улице гота, я не вижу в нем гота. Я вижу двух разочарованных родителей.
0.00
«Дети как ножи, — сказала как-то моя мать. — Они наносят глубокие раны, хотя вроде бы этого и не хотят».
Джимми Карр
Другие цитаты по теме
Cлайд с цитатойС той секунды, когда рождаются твои дети, ты боишься того, что мир может с ними сделать. Но ты никогда не забываешь о том, что с ними можешь сделать ты. Что мы можем стать себе худшими врагами.
— А я уже стал представлять родительские штучки, ну там подгузники, первые шаги и первая игра в бейсбол. Я даже попросил Терка научить меня бросать мяч по-мужски...
— А если родилась бы девочка? Ты кидал бы как обычно.
То, что ты у мамки пудру стыбрил и на кладбище пивка выпил, не делает тебя ещё настоящим Тёмным. Тьма должна быть у гота в душе, а не в бижутерии. Сопляк ты ещё, чтобы служить нашей черноокой владычице смерти.
Плохо иметь родителя, который совершенно тобой не интересуется, но еще хуже, когда об этом знают другие.
Много лет назад отец психоанализа Зигмунд Фрейд имел несторожность заметить, что некоторые последствия детских психологических травм остаются с нами на годы и десятилетия. Народ охотно подхватил его идею насчет вредных родителей и сроднился с ней.
Я обратил внимание, что сейчас взрослеть не принято. Принято требовать от родителей, чтобы они обеспечили нам счастье длиною в жизнь. А раз счастья нет, то они во всем виноваты: недоглядели, упустили, недодали. Удобно-то как! Можно ничего не делать. Только на маму с папой обижаться по гроб жизни. Причем по гроб своей жизни, так как многие ухитряются держать обиды даже на покойных родителей! Кто-то таит обиду в сердце и стесняется ее. Кто-то носит на виду, как орден, выданный за «великие детские страдания». Он уверен в том, что окружающие должны искупить тот вред, который мама с папой ему нанесли, и требует от них любви, восхищения, уважения и шоколадный пломбир в придачу, некогда ему в зоопарке папой не купленный. По жизни такая
позиция чертовски неудобна и плодит кучу проблем.
В детстве мы любим родителей. Став взрослыми, судим их. И бывает, что мы их прощаем.
Почему мы должны платить за своих родителей? Мы – заложники их ненависти, Робер. И не только мы, но и наши любимые, и наши дети. За нас решают, кого нам любить, кого ненавидеть, кому принадлежать… Нас не спрашивают, мы – вещи, только с именами и с душой. Мы не живем, нас продают, покупают, меняют, переставляют, пока мы не вырастаем в хозяев таких же вещей, уже наших…