«Пихта» женского рода, а «пих» — мужского.
— Через пять минут собираемся на совещание в штабе.
— Саш, где?
— Ну, у меня в каюте.
— Ааа, Саш, у тебя там штаб... Мы-то, дураки, думаем, там просто каюта.
«Пихта» женского рода, а «пих» — мужского.
— Через пять минут собираемся на совещание в штабе.
— Саш, где?
— Ну, у меня в каюте.
— Ааа, Саш, у тебя там штаб... Мы-то, дураки, думаем, там просто каюта.
— Слав... Слав... случилось что? Слав, ну да?
— Макс, ну...
— Слава, ну да?
— Макс, иди нафиг...
— Слав, ну да?
— Да, да, да!
— О нет!
— Ой, молодец....
— В коробочку положим, документы Камиль напишет на татарском, заламинируем — будет орден Диор третьей степени.
— Это мой ремень!
Несколько особо крупных камней с грохотом упали с моего сердца прямо под колеса нашего амобилера. Впрочем, остальные, те, что помельче, пока оставались на месте – до поры до времени.
— Да маньяк ваш Савелич! На свиданку заманивает, — равнодушно прокомментировал Максим.
— А вдруг он оборотень? Они придут, а он давай превращаться! — предположил Ромыч.
— Интересно, в кого? — встрял Темка.
— Да в хомячка! — засмеялся Макс. — Хомячок-оборотень! Что может быть страшнее!
Но — наверное, это один из законов насмешницы-природы! — чем меньше восторгов у тебя вызывает всё человечество в целом, тем больше шансов у какого-нибудь незнакомца задеть таинственную, тонкую, болезненно звенящую струнку в твоём сердце. Достаточно пустяка: неожиданно отчаянной улыбки, поворота головы, при котором лицо случайного собеседника вдруг на мгновение становится лицом ангела, теплой ладошки, доверчиво вцепившейся в темноте в твою собственную руку, золотистой искорки веселого безумия, всколыхнувшей тёмное болото тусклых глаз — и ты вдруг понимаешь, что готов на всё, лишь бы вдохнуть свою, настоящую жизнь в это удивительное, чужое существо, а потом развернуть его лицом к небу и спросить, задыхаясь от благоговения перед свершившимся чудом: «ну вот, теперь ты видишь?»