Если любовь — это единственное, что нужно, чтобы пожениться, то этого у них было в избытке.
О, Файф прекрасно знала, что в аду есть специальное место для женщин, которые поступают так с подругами.
Если любовь — это единственное, что нужно, чтобы пожениться, то этого у них было в избытке.
О, Файф прекрасно знала, что в аду есть специальное место для женщин, которые поступают так с подругами.
«И восходит солнце», «Прощай, оружие», «Смерть после полудня», рассказы — молодые писатели штудировали все произведения Хемингуэя, ища, в чём его секрет. А никакого секрета не было: он просто расставлял простые слова в самом естественном для них порядке, как река укладывает на дне холодную гальку.
Файф кладет трубку, допивает мартини. Потом тщательно высасывает оливку и плюет косточку в бокал. Вот на что похожа её страсть к Эрнесту: она хочет, чтобы он всецело принадлежал ей. До самой косточки.
Может, лучше ничего не знать? Продолжать оставаться в неведении? Но, увы, злосчастная записка Файф словно обострила все чувства. Хэдли начала замечать многозначительные взгляды на рынке, слышать шёпот и сплетни в книжной лавке, ловить обрывки разговоров о своей семье на вечеринках. Вот что самое отвратительное: оказаться единственным человеком, который не в курсе.
Именно об этом доктор и хочет с ней теперь поговорить — о том, что она увидела в то утро. Он объясняет: если не проговорить всё — особенно всё то, что она тогда увидела, — ей будет куда тяжелее пережить это горе. Память, говорит доктор, это как шрапнель в ноге у Эрнеста, проговорить — значит вытащить её, иначе нога будет гноиться и нарывать. Её обложили со всех сторон: «Говори! Говори! Говори!» Словно воспоминания — это зверь и его можно выгнать из норы.
Мы терзаем друг друга. Если мы сейчас же не расстанемся, от нас останутся рожки да ножки.
Марта почти восхищалась им — в самом деле, есть что-то эпическое в том, чтобы жениться на каждой женщине, с которой переспал. Насколько он прекрасный любовник — настолько же скверный муж.
Сара принимается сдирать с мужа остатки карнавального костюма.
— Что ты делаешь? — смеётся он.
— Я хочу добраться до твоего сердца и нацарапать на нём свои инициалы. Чтобы любая женщина знала, что ты мой.