В медицине, как правило, жалость приводит к плачевным результатам.
Мы все ломаемся, абсолютно все. Разница лишь в том, что одни не выдерживают и минимального давления, а на других надо надавить посильнее.
В медицине, как правило, жалость приводит к плачевным результатам.
Мы все ломаемся, абсолютно все. Разница лишь в том, что одни не выдерживают и минимального давления, а на других надо надавить посильнее.
Нельзя просить помощи и не знать, сможешь ты заплатить или нет. Никто не станет что-то делать для тебя за просто так — эту истину знает даже ребенок.
В школе я думал, что одиночество — просто гипертрофированная гордость. И на очередной вопрос из вежливости о том, как я провёл выходные, праздники или день рождения, я отвечал: «В гордом одиночестве». Сейчас я понял, что нет никакой гордости в одиночестве. Это болезнь, у кого-то врождённая, у кого-то приобретённая. Заразиться ей проще, чем кажется. Она как наркотик, сначала кажется приятной мелочью, потом вы её можете ненавидеть, но вы к ней так привыкли, что вас не просто вырваться из этих зарослей. Зародыши одиночества поселяются в нас, прорастая с новой ссорой, укореняясь с чьим-то уходом, расцветая с чьей-то смертью. Её можно пропалывать встречами с друзьями, срезать под корень новой любовью, но она всё равно настигнет вас, вырастет снова, напоминая о всех печалях. Некоторые считают, что нашли лекарство от неё, погружаясь в атмосферу клубов или книг. Но единственным возможным лекарством является смерть. Правда, работает оно или нет, сказать нельзя — мёртвые не особо разговорчивы.
Я бы поспорил с теми, кто утверждает, что с плохими парнями расправляются хорошие. В реальном мире перевес вовсе не в их пользу. Плохие парни ликвидируют других плохих парней. И баста!
Меня выворачивает, когда полицейские, которые должны защищать граждан, помогают преступникам. Если нельзя верить полиции, то кому мирные жители еще могут доверять?
Как много вариантов, но всегда необходимо выбирать только один. Никогда не отказывайтесь от выбора и, тем более, не разрешайте за вас что-то выбирать.
Я представила себя на месте Анжелики: без памяти, без друзей, чужая в этой стране и кругом одни незнакомцы. Когда жизнь переворачивается с ног на голову, становится ужасно страшно, что не выдержишь, не устоишь и сам перевернешься — сойдешь с ума. Очень жутко. И какие объяснения могут быть в такой ситуации? Ощущаешь дыхание бездны. В такие моменты хочется, чтобы тебя поняли. И крепко обняли. Без всевозможных просьб объяснить, что происходит с тобой. Но у Машковской не было данного такого простого участия и поддержки. Вместо этого ей зачитали ужасный приговор и назначили срок в десять лет. Затем она могла видеть только тюремные стены и решетки. Ужасно. И все это по чей-то злой воле, из-за того человека, который ради достижения только ему ведомой цели, повесил на русскую убийство, при этом сделав ролик, на котором «момент расправы» над Коэном, и заставив Стивена сказать, что он видел, как Анжелика стреляла в Хью.
И все ухватились за запись и его слова даже не потрудившись разобраться… Никто из нас — включая детективов, прокурора и адвоката — не потрудился разобраться…
Мы те, кто был причастен к рассмотрению дела и не потрудился копнуть слишком глубоко, предали ее. Все.