— Я не тот, кто умирает, малышка. Я тот, кто убивает. Дело в том, что каждый раз, когда я пытаюсь быть кем-то другим, пострадают не те люди
Я — одиночка, я научился любить одиночество, я прячусь в него.
— Я не тот, кто умирает, малышка. Я тот, кто убивает. Дело в том, что каждый раз, когда я пытаюсь быть кем-то другим, пострадают не те люди
Люди думают, что пытка — это боль. Это не боль, а время. Время, когда ты медленно осознаёшь, что твоя жизнь кончена. Кончена... У тебя остался лишь кошмар.
— Я видел, как он рисковал своей жизнью, не задумываясь, ради спасения женщин или детей.
— Так... что? Он освобожден из-за какого-то архаичного представления о рыцарстве?
— Нет, он освобожден, потому что, если бы Фрэнк когда-либо делал то, что делал Билли, он чувствовал бы себя так, будто горит в аду.
Я готова избавится от этого креста, наливающего свинцом мое молчаливое сердце, без дальних слов. И всё равно, что будет после. Если вообще будет.
Пашем день за днём, чтобы
Купить телек или купить дом;
Сходить в Универ, чтобы спать пять лет,
Чтобы стать никем, выкинуть диплом.
Чтобы что?
Чтобы стать Землёй. В конце концов — мы почвы слой.
Баю-бай, весь этот мир уснёт тревожным сном.
Смешные они, те твои люди. Сбились в кучу и давят друг друга, а места на земле вон сколько... И все работают. Зачем? Кому? Никто не знает. Видишь, как человек пашет, и думаешь: вот он по капле с потом силы свои источит на землю, а потом ляжет в нее и сгниет в ней. Ничего по нем не останется, ничего он не видит с своего поля и умирает, как родился, — дураком... Что ж, — он родился затем, что ли, чтоб поковырять землю, да и умереть, не успев даже могилы самому себе выковырять? Ведома ему воля? Ширь степная понятна? Говор морской волны веселит ему сердце? Он раб — как только родился, всю жизнь раб, и все тут!