Евгений Реш. Винные пятна этой осени

И мы с тобой уедем к морю,

На той неделе в декабре,

Когда метелью нас накроет

И станет гулко в голове.

Когда слова забудутся в огне,

Что полыхал на дне стакана,

Когда мы взвоем от проблем,

И яда сладкого когда-то.

Мы забежим слегка вперед,

Раскрыв все окна до упора,

И станем прыгать мы в сугроб,

Оставленный заместо гроба.

И будем громко так кричать,

И будем мы смотреть на солнце,

И будем долго так лежать,

И представлять, что не вернемся.

И мы уехали бы к морю,

И убежали б от проблем,

Но только выбраться с тобою

Нам не дано из этих тел.

Другие цитаты по теме

Аэропорт.

И бег по кругу.

И я безмолвен.

И паскуда.

Забуду я часы, минуты,

Что стали в тягость мне тогда.

Я застрелюсь, но понарошку,

Куском картона со стола,

Ты посмеешься, скажешь: «Тошно»,

Я улыбнусь, но не со зла.

Скажу я, что мечтал об этом,

Но не сегодня, а всегда,

Ты отвернешься к официанту

И бросишь пару фраз тогда.

Я извинюсь, что болен страшно,

И выплесну в себя вино.

Ты вытрешь пот с лица

И выжмешь на пол,

Придержишь стол,

Опустишь гроб,

Сорвешь ты спину

И границу,

И, черт возьми, последнюю страницу,

Что дописать я так хотел,

Но, к сожалению, не сумел.

Сегодня я приду чуть позже,

Не раздеваясь, прямиком,

В одном пальто свалюсь на ложе,

Спугну кота и заблюю весь пол.

Твои слова сегодня даже строже,

Как будто снова восемнадцать,

Как будто некуда деваться

Нам друг от друга до сих пор.

Ты спросишь, как там на чужбине,

Кого встречал и скольких целовал,

Я промолчу, увидев пятый сон о миме,

Что так болел и даже не вставал.

Ты спросишь, сколько стоит Питер,

И сколько грамм в стаканах, что поднял,

Ты спросишь, много ли отснял Юпитер,

Я упаду во сне, считая, что пропал.

Ты спросишь разрешения вернуть назад

То время, что уже прошло,

Пожав плечами, брошу взгляд я на пол,

Ты спросишь у меня, как запад,

И я скажу, что к черту всё пошло.

Ты так юна, что даже тошно,

Я так устал, что не поймешь,

Зачем же ты пришла ко мне той ночью,

Когда была гроза и дождь.

Я был бессилен, я старался,

Сопротивлялся и страдал,

Но сразу же, как мог, впивался

И к покрывалу прижимал.

Всё, как сценарий мелкой киноленты,

С дешевыми актерами кино,

Сам сценарист себе, и тут же в главной роли,

И горько так смеялся, и представлял, что хорошо.

Ты так юна, я так устал,

И ты ушла, оставив мне на память

Улыбки свет в бокале грязном

И фото из случайного окна.

Прохладой уж веет от всех вечеров,

И в парках, на улицах, выше домов,

И я возвышаю всю эту материю,

Забыв лишь о том, где я был и где не был я.

Забыв, кто я есть, возвращаюсь туда,

Где если я полон и был, то вчера,

Прости малодушие, прости за молчанье,

Я был и другим, но не помню когда.

Я вижу и колкий твой взгляд, и сомнение,

И чувствую боль, словно бы осуждение,

И ровно одно прикосновение.

Прощай, та, кем бы ты никогда не была,

Простит тебя тот, чья не в этом вина,

Он был и хорошим когда-то давно,

Но только не вспомнит уже все равно.

— Предлагаю выпить! — крикнул я, взбираясь на стул и торжественно поднимая бутылку пива, мимоходом выхваченную у кого-то из «братьев».

— За подонков! — Я указал на Брэда.

— И за девчонок, которые нас бросают! — Я поклонился Эбби. У меня перехватило дыхание.

— За офигенное удовольствие терять женщину, которая была твоим лучшим другом и в которую ты сдуру влюбился!

я тут душевный стриптиз танцевала,

а вы, оказалось, смотрели его...

ну как вам? недурно? совсем ничего?

не слышу оваций из тёмного зала!

я же, вообще-то, держусь молодцом,

и по утрам не коньяк выпиваю..

знаю про то, что лишь в сказке бывают

грусть и печаль со счастливым концом.

и недокуренными вечерами

я не вскрываю на венах швы,

и не звоню, вся в истерике, маме...

только из битого сердца динамик

всё на повторе уныло играет,

прОклятый... «прочь из моей головы!»

я обнажилась почти до предела.

только не знала, что это — для вас.

может, покажете вы мастер-класс?

ой, нет, спасибо... какое мне дело.

хотите, я слогом набью себе цену?

только прошу вас... не плюйте на сцену.

Память душила не спящую совесть,

кашель пронзил тишину…

На пол упала потёртая повесть,

за новым вдохом — к окну…

Меланхолические мотивы

множили чувство вины.

Как объяснить,

что мы неделимы,

при этом — разделены?!

Много счастья и много печалей на свете,

а рассветы прекрасны,

а ночи глухи...

Незаконной любви

незаконные дети,

во грехе родились они -

эти стихи.

Так уж вышло, а я ни о чем не жалею,

трачу, трачу без удержу душу свою...

Мне они всех рождённых когда-то милее,

оттого что я в каждом тебя узнаю.

О, любовь! — где все твои усилья?

Разум! — где плоды твоих трудов?

Прочь, о, прочь! сомненья роковые,

Как прийти могли вы на уста?

Верю, есть ещё сердца живые,

Для кого поэзия свята.

А иногда отец мне говорил,

что видит про утиную охоту

сны с продолженьем: лодка и двустволка.

И озеро, где каждый островок

ему знаком. Он говорил: не видел

я озера такого наяву

прозрачного, какая там охота! -

представь себе... А впрочем, что ты знаешь

про наши про охотничьи дела!

Скучая, я вставал из-за стола

и шёл читать какого-нибудь Кафку,

жалеть себя и сочинять стихи

под Бродского, о том, что человек,

конечно, одиночество в квадрате,

нет, в кубе. Или нехотя звонил

замужней дуре, любящей стихи

под Бродского, а заодно меня -

какой-то экзотической любовью.