Как странно, прошлое врывается в нашу жизнь ровно в тот момент, когда что-то нарушает её привычное теченье. Смутные воспоминания, подавленные страхи, тщательно скрываемые тайны и чувство вины — мучительное и властное. Мир вокруг словно отступает в тень, превратившись в размытую декорацию. Так и она, внезапно отрешившись от всего остального, не замечая боли и чувствуя лишь безграничный покой, вспоминала теперь то, что, как ей казалось, сумела забыть навсегда.
Новый облик Сельмы выражал всё то, что он ненавидел и презирал, против чего всегда боролся. Религиозное мракобесие. Уверенность в том, что их путь самый правильный, только потому, что они впитали эту религию с молоком матери и покорно приняли то, чему их учили, когда о других культурах, философах, другом образе мысли, наконец, они знают так мало, если вообще что-нибудь знают?
Что касается Сельмы, то во внешности и манерах Менсура её бесило буквально всё: снисходительное пренебрежение, светившееся в его взгляде, авторитарность его тона, гордая складка, залёгшая у рта. Поразительно, насколько надменны всё эти безбожники. С какой лёгкостью они отбрасывают многовековые традиции, как непомерно их самомнение, позволяющее им ставить себя выше общества. Как они могут считать себя просвещёнными людьми, когда о культуре и вере собственного народа знают так мало, если вообще что-нибудь знают?