Человеческие отношения — как бумеранг: что запустишь вдаль, то и вернётся.
— Почему иногда так бывает, что даже чужие кажутся близкими?
— Почему иногда так бывает, что близкие становятся чужими?
Человеческие отношения — как бумеранг: что запустишь вдаль, то и вернётся.
— Почему иногда так бывает, что даже чужие кажутся близкими?
— Почему иногда так бывает, что близкие становятся чужими?
Жизнь — коротка, и хочется прожить её, работая с людьми, с которыми приятно общаться!
Железное правило: если люди любят друг друга, первое, что приходит им в голову, — что они хотят быть вместе, если этого не происходит, то они друг друга не любят, а вот что там вместо любви — можно говорить часами. Не бывает ситуаций, когда у людей любовь, а они живут раздельно (не считая военное время). Люди всегда находят возможность жить вместе, не быть вместе «на летние каникулы», а именно жить вместе, в конце концов семью иметь. Всё остальное — от лукавого.
Кто хочет удержать – тот теряет. Кто готов с улыбкой отпустить – того стараются удержать.
Никто не успеет ни дёрнуть шнур, ни выдавить с силой стекло.
Всем опоздавшим на этот поезд немерено повезло.
В этом аду всего два пассажира считают до десяти.
Девять – они на вершине мира.
Восемь – они в пути –
Взявшись за руки, до поворота – можно поцеловать?
Он взволнован. Она не против.
Семь. Шесть. Пять.
Он впервые в её квартире. Она говорит – замри.
Они раздеваются – это четыре.
И одеваются – три.
Двадцать месяцев длится лето, кругом идёт голова.
Потом становится меньше света.
Осень, и это – два.
Она считает мелочи важными, он с ней всё чаще строг,
Чёрная кошка бежит по каждой из тысячи их дорог,
Он разбивает зеркало в ванной, она рассыпает соль.
Один – им хочется выть и плакать.
Потом не хочется.
Ноль.
Горит обшивка, стучат колёса, дым горчит как полынь.
Ему – хоть в пекло из этой осени. Ей – хоть в петлю.
Аминь.
А ведь женщине ничего не объяснить! И сам же знаешь, что бесполезно объяснять! И когда произносишь такие слова, сам знаешь, что говорить их бесполезно... Когда в полном отчаянии говоришь женщине, и говоришь-то каким-то срывающимся голосом: «Поверь, поверь мне, что никто и никогда так, как я, любить тебя не будет. Никто и никогда! Ты понимаешь?!» И отчаянно при этом трясешь рукой. Потому что смотришь в её глаза и сразу догадываешься по глазам, что все мужчины так говорят. Все так говорят! Этими же самыми словами. И это ужас! Потому что все говорят правду! Потому что, действительно, никто не сможет точно так же, как Я... Точно так же не сможет, а слова те же... И ясно, что ничего нельзя объяснить. Объяснить ничего не получится. И в этот момент хочется только головой в омут или в окно. Но останавливает то, что ты понимаешь, что всем хочется в такой момент того же самого.
Я мог бы быть. Достаточно. Уже
Довольно сказано — я мог, но всё же не был.
Я не вписался с ходу в твой сюжет,
А мне хватило бы абзаца, мне бы
Хватило пары строчек под финал:
Мол, а потом они исчезли вместе.
(...) этим девочкам нужно от меня нечто совсем иное. Может быть, дружба, на которую у меня не хватало времени. Или просто место в моём сердце, слишком занятом другими вещами и, чего греха таить, слишком равнодушном. (...) В любом случае, я не мог дать им ничего в таком роде – просто потому, что не умел (да и не хотел) нарезать себя на тонкие ломтики и раздавать всем желающим.