Любуясь собственной тоскою, они не ведают покоя.
Удел и рок печальный их — в себе убить себя самих!
Они бесславно канут в Лету, непризнанны и невоспеты!
Любуясь собственной тоскою, они не ведают покоя.
Удел и рок печальный их — в себе убить себя самих!
Они бесславно канут в Лету, непризнанны и невоспеты!
— Кого ты ищешь? Кто твой идеал?
— Во-первых, он слишком скромен и не знает о своей идеальности.
— Это я.
— Он умный, отзывчивый, веселый.
— Умный, отзывчивый, веселый? Я, я, я.
— Он романтичен и смел.
— Снова я.
— У него хорошая фигура, но при этом он не смотрится каждую минуту в зеркало.
— У меня отличная фигура и я иногда месяцами не подхожу к зеркалу.
— Он добрый, чуткий и нежный и не стесняется плакать.
— Мы о мужчине говорим?
— Он любит животных и детей и меняет каканные пеленки.
— А слово каканные он тоже употребляет?
— Играет на музыкальном инструменте и любит свою мать.
— Вылитый я, просто вылитый. Да, это я.
— Скажи, как тебе без меня спалось? Всю ночь ворочалась и крутилась?
— Ты просто нечто.
— Кто тебе сказал?
— Прекрасно! Одно из качеств хорошего продюсера у тебя уже есть. Гениев нужно холить и лелеять.
— Я постараюсь.
— Поможешь мне подготовиться к съемке?
— В пределах разумного.
— Тебя не беспокоит отложение солей, рак легких, жировые отложения?
— Меня уже ничего не беспокоит!
Нас в набитых трамваях болтает,
Нас мотает одна маета,
Нас метро, то и дело, глотает,
Выпуская из дымного рта.
В шумных улицах, в белом порханьи
Люди ходим мы рядом с людьми,
Перемешаны наши дыханья,
Перепутаны наши следы, перепутаны наши следы.
Из карманов мы курево тянем,
Популярные песни мычим,
Задевая друг друга локтями,
Извиняемся или молчим.
По Садовым, Лебяжьим и Трубным
Каждый вроде отдельным путём,
Мы не узнанные друг другом,
Задевая друг друга идём.
Пашем день за днём, чтобы
Купить телек или купить дом;
Сходить в Универ, чтобы спать пять лет,
Чтобы стать никем, выкинуть диплом.
Чтобы что?
Чтобы стать Землёй. В конце концов — мы почвы слой.
Баю-бай, весь этот мир уснёт тревожным сном.
В них не было ничего. Никакого выражения вообще. И в них не было даже жизни. Как будто подёрнутые какой-то мутной плёнкой, не мигая и не отрываясь, они смотрели на Владимира Сергеевича. . Никогда в жизни ему не было так страшно, как сейчас, когда он посмотрел в глаза ожившего трупа. А в том, что он смотрит в глаза трупа, Дегтярёв не усомнился ни на мгновение. В них было нечто, на что не должен смотреть человек, что ему не положено видеть.