Кто бросается на правду, тот защитник лжи.
Если истина и польза — одно и то же, если там больше истины, где больше пользы, и там меньше истины, где меньше пользы, если истина имеет степень истинности, то где та грань, после которой полезная ложь становится полезной истиной?
— Я знаю, что тебя не устраивает в науке Анаксагора и в науке Дамона, — сказал Периклу Сократ.
— Что?
Они были уже у Толоса и остановились.
— В душе ты согласен с тем, что говорит Анаксагор: он говорит, что миром правит Разум, а ты при этом считаешь, что государством должен также править Разум в лице выдающегося правителя. Он, этот разумный правитель, должен запевать мощным и чистым голосом, как говорил Дамон, а народ лишь спокойным хором подпевать ему.
— Может быть, — усмехнулся в ответ Перикл. — Но я лишь один знаю о том, о чем я думаю, Сократ. Тебе об этом знать не надо.
Самая прочная победа над врагами достигается лишь тогда, когда враг становится твоим верным другом.
Хромой Никомахид был учеником у какого-то знаменитого софиста — его имя Аспасия не запомнила, — но, познакомившись с Сократом, ушел от прежнего учителя, заявив, что Сократ мудрее того, поскольку учит рассуждать, а не запоминать всякие глупости.
Тысяча наблюдений, подтверждающих какое-либо явление, говорят, что это явление существует на самом деле.
— С чем же нам сравнить ум? — спросил Сократ.
— Со светом, — ответил Перикл. — Свет, который пробивает тьму и позволяет уверенно двигаться вперед. Этот свет — свет души. Душа глупцов не светит. Да они и не идут вперед, а лишь кружат по проторенным путям и тропам, не ведая ни прошлого, ни будущего.
— Красиво сказано, Перикл. Но смотри, какую ты допустил оплошность. Умные, освещая путь, пробиваются вперед ценою великих усилий души, а глупцы следуют за ними по проторенной дороге, не ведая забот. Получается, что умные работают ради глупцов. Не глупцы ли они?
Тогда же Перикла спрашивали, разделяет ли он взгляды Дамона, на что Перикл ответил:
— Я согласен со всем, что касается музыки: лучше Дамона никто не знает, чем прекрасна музыка. Относительно же общества скажу так: и каменщик со своей точки зрения может судить об обществе, и гончар, и винодел — всякому его профессия кажется важнейшей и полной всяких истин, которые можно употребить в любом другом деле. Но истины профессии — только истины профессии. О политическом устройстве должны рассуждать политики, а музыканты — о музыке. Вот и Эзоп говорил, что кожевенник оценивает быка только по шкуре, о живом же быке, полном силы и мощи, он не знает ничего.
— Это Сократ, — сказала Аспасии Феодота. — Он говорит о себе, что его каждая собака в Афинах знает. Многие называют его мудрецом, а сам он называет себя шмелем, который жалит всех своими вопросами.
Если отвечать ударом на удар судьбы, то так и должно быть. Либо погибнуть в борьбе, либо победить — такова участь сильных и отважных людей, не желающих оказаться побежденными, униженными и отвергнутыми.
Я несколько часов простоял перед твоим Зевсом, Фидий. Я видел изумрудное мерцание в глубине его глаз — это образ мысли, я видел голубые отблески на его губах — так светятся слова небесной чистоты, слетающие с его губ. Я видел золотые и зеленые искорки на его бровях и в его бороде — будто на них наша сладкая земная роса при восходе солнца. На его руках — красные прожилки червонного золота: там струится живая кровь. Щеки его белы, и эта белизна — от крайней озабоченности судьбою мира человека. Он не сидит, откинувшись на спинку трона, как сидят чванливые тираны или уставшие цари, — он слегка подался вперед, он слушает стоящих перед ним, он полон участия. За его спиной — чернота для несотворенных звезд. Впрочем, одна звезда вдалеке уже родилась, она слабо мерцает — это надежда, которую твой Зевс дарит каждому, кто стоит перед ним с молчаливой молитвой.
Cлайд с цитатой