Когда мы вдыхаем, мы пьём предсмертные вдохи погибших до нас.
Я не тот Пантеон, которого ты помнишь, тварь. Я — смертный Атрей, и я отрюблю голову даже небесной сущности!
Когда мы вдыхаем, мы пьём предсмертные вдохи погибших до нас.
Я не тот Пантеон, которого ты помнишь, тварь. Я — смертный Атрей, и я отрюблю голову даже небесной сущности!
Они называют себя богами. Но когда они умирают, память о них уносит ветер. Да, небеса боятся меня. Не потому что я — божество, а потому что я — человек. Я — брат воинов, спящих под пшеничным полем. Я — брат сотни проигранных битв. Я покажу богам, кто я и кем могу стать!
Он без труда изучил английский, французский, португальский, латинский. Однако я подозреваю, что он был не очень способен мыслить. Мыслить — значит забывать о различиях, обобщать, абстрагировать. В загроможденном предметами мире Фунеса были только подробности, к тому же лишь непосредственно данные.
Жаль, твои сородичи не видят того же, что и ты, Сорака — они забрали бы твою боль, как ты забираешь нашу.
Память никогда не воспроизводит реальности. Всякая реконструкция изменяет оригинал, становится вечным каркасом взаимоотсылок, которые неизбежно оказываются недостаточными.
Ты не представляешь, насколько проще неожиданно становится жить, когда в твоей постоянной памяти выстроены планы на случай любой неприятности.
— Ты меня слышишь, милый Волк?
— Да, маленькая Овечка.
— Ты расстроен?
— Да.
— На что похожа грусть?
— На долгую охоту без убийства.