Закон должен быть краток, чтобы его легко могли запомнить и люди несведущие.
Необходимость ломает все законы.
Закон должен быть краток, чтобы его легко могли запомнить и люди несведущие.
Чиновники — это трутни, пишущие законы, по которым человеку не прожить. Почему у министров жалованье постоянно и независимо от того, хорошо или дурно живётся населению Пруссии? Вот если бы квота жалованья бюрократов колебалась вверх-вниз в зависимости от уровня жизни народа, тогда бы эти дураки меньше писали законов, а больше бы думали.
— Сейчас тебе легко пить вино в замке, кататься на роликах по городу, а ты когда-нибудь голодал? Ты целовал на ночь человека, зная, что утром его может не быть?
— Это нечестно...
— Нечестно? А что честно? Все нечестно. Если бы не те документы, что сделал нам месье, мы бы отправились в место, из которого не возвращаются. В этом его преступление? Ты не представляешь, сколько законов можно нарушить, чтобы выжить.
Закон должен быть краток, чтобы невеждам легче было его усвоить. Он — как божественный голос свыше: приказывает, а не обсуждает.
Законы и мораль придумали скучные посредственности. Но нарушать условности нужно умело, так, чтобы неправильным казался сам закон, а не его нарушитель.
Ибо источник человеческих законов — источник смутный. Прозрачная струя нравственной правды едва видна в нём под наносом других, чисто исторических элементов, выражающих только фактическое соотношение сил и интересов в тот или другой момент. Поэтому справедливость, как добродетель, далеко не всегда совпадает с легальностью, или правдою юридическою, а иногда находится с нею в прямом противоречии, как сознано самими юристами: summus jus — summa in juria.